— Михал, — послышался из провизорской голос Евы. Он даже не цыкнул, чтобы она не шумела. Подбежал к ней. Ева выбрасывала грязные халаты из корзины для белья.
— Ну, что?
Какое там благоразумие после четырех кубиков. Михал рассмеялся. А почему бы и нет? Главное — побыстрее закончить и завалиться спать.
Они уложили опиаты на дно корзины, бросили сверху полиэтиленовый мешок, прикрыв все это грязным халатом.
Теперь в путь!
Михал поставил корзину на подоконник и спрыгнул во двор. Потом помог Еве. Схватив корзину, они перебежали газон и подтянули лекарства на забор. Михал залез наверх и помог Еве, чтобы та не поранилась.
Улица все еще была пустынна.
Вдвоем, держа корзину за ручки, они направились в сторону шоссе на Прагу. Страх давно прошел. Если до сих пор ничего не случилось, так чего уж теперь… Морфий действовал. Они шагали по дороге, уже совсем успокоившись. На горизонте виднелось марево пражских огней.
Фантастическая удача. Дотащить бы эту корзину домой, и тогда им не на чем нас заловить. Они брели весенней ночью по берегу Влтавы, как двое безумных влюбленных.
Когда за Злиховом пришлось снова выйти на шоссе, Ева заметила такси, возвращающееся из Баррандова. Замахала рукой.
Интересно, догадается шофер, что у нас в корзине? Михал вопросительно поглядел на Еву. Та пожала плечами.
На всякий случай они проехали лишний квартал. Михал высыпал в ладонь таксиста все деньги, которые нашел в кассе аптеки. Раза в три больше, чем надо. Может, не будет трепаться.
— До свидания, маэстро! — поклонился таксист. — Веселой ночи!
Будет молчать, решил Михал. А то бы не взял бабки.
Еще немного, и все будет в порядке. Запрятать кайф по разным углам. В подвал и на чердак, на случай обыска. Так больше шансов хоть что-нибудь заныкать. Да какой, к черту, обыск! Как они нас найдут? Лучше еще разок вмазаться. Мы ведь это заслужили. Блаженно развалиться на поролоне и вообразить, что мы наконец в раю.
Дерево? Как это? Оно что, пробило пол посреди комнаты? Тропическая пальма, которая растет прямо на глазах. Вся в движении. И ствол тоже.
Нет, это не ствол.
Гремучая змея, она обвилась вокруг пальмы!
Плоская головка с неподвижными льдинками глаз, неотрывно следящими за мной!
Медленно приближается. Вот она уже возле моей головы. Раздвоенный язык. Два ядовитых зуба в чудовищно распахнутой пасти.
— Не хочу, не надо!
Остекленевшими глазами Михал наблюдает, как дерево склоняется все ближе и ближе.
Гремучая змея, изготовившаяся к броску.
— Нет! Не хочу! — завыл он.
Теперь пальма падала прямо на него. Вечное, нескончаемое падение, кошмарный бред.
Только не это, лучше смерть!
Михал схватил нож, воткнутый в буханку хлеба у стены возле поролона. Одним движением перерезал себе артерию на правом запястье.
Пальма исчезла в фонтане крови.
— Ну что, пан Отава? — Снова тот молодой врач с усами. — Ваша болезнь прогрессирует. Вам не кажется?
Михал покачал головой. Что еще?
— До сих пор не кажется? В самом деле? К сожалению, состояние ваше намного хуже, чем в прошлый раз.
Михал опустил глаза. Чего тут говорить.
— Ну, хорошо. — Голос врача — сплошная ирония. — Разумеется, дело ваше, но я бы рекомендовал начать лечение немедленно. Времени для раздумий, скажем прямо, маловато.
Он прав. Конечно, он прав. Надо сократить дозы до минимума. Только тут мне ничего подобного не позволят.
— Вам бы воспользоваться тем, что у вас пропали ломки, пока вы были у нас. Значит, можно приступить к лечению.
— Я и сам справлюсь, пан доктор. Я брошу. И без лечения. Честное слово.
Контролировать дозы. И ничего больше, успокаивал он самого себя. Не перебирать. Черт возьми, теперь у меня по этой части богатый опыт.
— Вы и сами понимаете, что это уже почти невозможно, — снова начинает врач.
Эти пронзительные глаза. Упершийся в тебя взгляд. Михал опустил голову.
— Не отказывайтесь от нашей помощи.
— Спасибо. Серьезно, я справлюсь.
— Вы же сами в это не верите.
— Верю.
Хоть на минуту уснуть. Всю ночь он ворочался на промокших простынях. Трясся от холода, умирал от жары. Похожая на Олину сестра подходила вытирать пот. Уже без улыбки. И без слов.
Он упорно пытался сомкнуть веки.
Спать! Проклятье, хоть бы уснуть! Боль в суставах, пояснице, во всем теле. Какая мука — лежать без движения. Два или три раза, когда, пересилив себя, он открывал глаза, возле его постели был врач с сурово поджатыми губами.
Как судья? Глупости. Просто я — очередной подопытный кролик, пока не сдохну.
Снова сумасшедшая возня, чтобы найти вену. Вливание.
Уже не уснуть, с тоской подумал он. Что там на улице? За окном опять свет.
Над Прагой всходило солнце.
Сколько же все это продолжалось? Понятия не имею. Сплошной безумный морфиевый сон. Куда девалось ощущение радости и полета? Осталась одна лихорадка, если вовремя не сделать инъекцию. А делаешь только затем, чтоб было не так мерзко, как без нее. И больше ничего. Доза за дозой, просто чтобы привести себя в человеческий вид. Организм уже привык. Почти не реагирует даже на тройной дозняк. Из-за этих кретинских опиатов тело не способно на нормальную реакцию. Сколько времени мы не могли понять, что умираем с голоду? А во всей квартире ни гроша на четвертушку хлеба. Нет даже пустых бутылок, последней надежды дошедших до черты.
— На работе сегодня получка, — вдруг вспоминает Ева.
Объявиться там?
— Когда у тебя кончился отпуск?
Она пожимает плечами.
Интересно, что разнюхали менты? Об этом лучше не думать. А бабки раздобыть все же придется. Сколько дней мы не ели? Что вообще делали всю прошлую неделю?
Попытаться найти работу. Изобразить из себя нормального человека, подыскивающего место? Миф. К тому же наверняка попросят паспорт. Месячный срок, за который я должен снова устроиться, давно прошел. А если все раскрылось и они объявили розыск? Фотография по телевизору. Тогда каюк. И потом, где это видано, чтобы в первый же день платили аванс?
Сунуться подметать улицы? До обеда. И сразу пятьдесят крон. Еще один шанс для тех, кто на самом дне. Ну разве смогу я встать утром в полшестого? А если бы и сумел, все равно там платят по паспорту.
