В ложбине, вдоль заснеженной речки - длинная улица брусчатых листвяных домов. Село Завьялово... Напротив конторы леспромхоза - колодец с наледью. В разные стороны разбежались от него натоптанные в снегу тропинки. За околицей - штабеля брёвен и досок, темнеют силуэты кранов, лесовозов, трелёвщиков. В окнах некоторых изб вспыхнул свет. В гараже загудели моторы. Забренчали у колодца вёдра. Проснулось село...
В одном из дворов залилась звонким лаем собака. Скрипнула в сенях дверь. На крыльцо вышла женщина в наброшенной на плечи пуховой шали.
-- Цыц, Найда! Замолчи, кому сказала!
Вгляделась в морозную синь. Ба-а! Мишка Хлебников пожаловал. В шапке закуржанной барсучьей, в куртке суконной охотничьей. Второпях, наверно, легко оделся. Стоит, сапожками о калитку постукивает, рукавицами похлопывает. Крепок мороз в Забайкалье! Усы и брови у Мишки побелели, инеем припушились.
-- Чаво припёрся в таку рань?
-- Тёть Лиз... Терпежу нет... Займи на бутылку...
-- Ещё чаво?! Надысь брал - не отдал...
-- Верну, тёть Лиз... Вот те крест, верну! Не дай помереть. Всё во внутрях горит синим пламенем.
Голос хриплый, осипший. Моляще протяжный:
-- На коленях прошу, тёть Лиз... Сил нету мучиться... Ну, хоть на краснуху дай. Ведь погибаю, тёть Лиз. Живьём горю...
-- Ни совести в тебе, Мишка, ни стыда. Всё пропил...
-- Женюсь - брошу пить... Мне бы только огонь потушить...
-- Кто же за тебя, забулдыгу пойдёт?
-- Это я с перепою такой... Опохмелюсь - разверну гармозу - ни одна завьяловская деваха не устоит!
И то, правда. Мишка высок, плечист, силён. Усы чёрные, волосы пышные. На артиста Боярского похож! Балагур и шутник! Нравятся девкам такие развесёлые парни.
-- Чаво так назюзюкался?
-- Васька Зайков стенку мебельную купил... Обмывали... Опосля повалихинского самогону добавил... Отравился, видать, этой гадостью... Тёть Лиз, собольков тебе изловлю... На шапку Лариске...
-- То када ещё будет?
-- Валеночки принесу... Размером Борьке твоему подходящи...
-- Спёр, поди, где?
-- В зверопромхозе вчера выдали...
-- Тащи. Посмотрю.
-- Я мигом, тёть Лиз!
Убежал и скоро вернулся с парой серых, добротно скатанных валенок.
Елизавета Пронькина, жена лесника, помяла их в пухлых руках, надавила пальцем на подошву.
-- Тонковата... Протопчется быстро...
-- Да им сносу не будет, тёть Лиз, если подшить. Новьё валенки!
-- Ладно, на! Заливай свой пожар, - извлекла из халата смятую купюру. - Должок вернуть не забудь!
Последние слова Елизаветы Мишка вряд ли расслышал. Зажав деньги в кулаке, ломанулся на улицу, к проезжавшему грузовику.
-- Стой, Колян! Ты в райцентр?!
'Камаз' сипнул тормозами. Шофёр наклонился, распахнул дверцу.
-- Колян, помираю! Жми на всю! Довезёшь живого - не знаю. Башка трещит, -- вопил Мишка, хватаясь за голову. -- У Васьки Зайкова вчера перебрал малость... Повалихинской сивухой траванулся...
Шофёр понимающе кивнул.
Мишка залез в кабину, и 'Камаз', выпустив белые клубы выхлопных газов, рванулся к мосту на перевал, розовеющий на горизонте бледным рассветом.
Елизавета вернулась в дом, довольная задарма приобретёнными валенками. Одела полушубок, примерила валенки: как раз впору! Прихватила вёдра, коромысло и скорее к колодцу. Новости узнать, свои рассказать. За привычку совать нос в чужие дела завьяловцы прозвали её Носихой.
Елизавета наполнила вёдра, подождала, пока к колодцу подойдёт ещё кто-нибудь. Вот на тропинку к колодцу свернула Галина Москалёва. Жена завгара, учётчица лесопильного цеха.
Елизавета подняла вёдра, покачиваясь и расплёскивая воду, пошла навстречу.
-- Новость-то какая, соседушка! Мишка Хлеб отравился!
-- Насмерть?!
-- Как знать? Колька Панов его сейчас в райцентр увёз чуть живого... У бабки Повалихи самогону купил и всё нутро спалил...
-- Надо же! Аккурат перед свадьбой! -- уронила пустые вёдра Галина.
-- Трепал он мне про женитьбу-то... Думала, брешит... Кто же невеста его?!
-- Нашлась одна... Верка Рябова, бухгалтерша.
-- От ненормальная! Всю жизнь с алкашом маяться...
-- А сама-то Верка, лучше? Со всеми завьяловскими парнями перегуляла...
-- Всё же не ровня ей Мишка. Она с образованием. На этом, как его, на кампютере работает. На пианине играет...
-- Доигралась, выходит, с Мишкой. Он на гармошке. Она на пианине. Хороший дуэт!
-- И не скажи! Ей, по её-то образованности, не такой мужик нужен. Культурный. К примеру, как твой Юрка. А Мишка - кто? Охотник?! Бич таёжный?! Конечно, всё же лучше за такого пойти, чем на чужих мужиков зариться...
Минувшим летом козёл Пронькиных забрался в огород Москалёвых. Погрыз капусту. Потоптал грядки. Принародно, в магазине, в очереди за колбасой, отчитала Галина нерадивую соседку:
-- Чем лясы точить и людей обсуждать, загон бы починила да козла привязала, сплетница!
Елизавета зло затаила, знала, как стреляла глазами блудливая Верка на симпатичного механика. Как крутилась перед ним в короткой юбчонке. Так и присох бы к ней завгар, да Галина вовремя оттаскала соперницу за волосы, лицо оцарапала. Знай наших! Но слова про чужих мужиков больно кольнули. Молча проглотила пилюлю.
Елизавета ушла, растянув губы в ехидной ухмылке.
К колодцу подогнала корову Марья Лосева. Загремела цепью, опуская ведро. Подняла, поднесла корове. Раздувая ноздри, корова фыркает, нехотя пьёт, словно цедит, холодную воду.
-- Здравствуй, Галя!
-- Привет, Мария!
-- Носиху видала? Сарафанное радио, а не баба. Беспроволочный телеграф! Не переслушаешь её... Трепала-то чего?
-- Сказывала: ухажёр Веркин отравился... В больницу его Колька Панов ни свет, ни заря потартанил.
-- Митьку - гармониста, что ли? И чем же отравился? Стеклоочистителем, небось?
-- Самогонкой повалихинской!
-- Ведьма старая! Доколе мужиков спаивать будет?! Управы нет на неё!
Степаниду Поваляеву завьяловцы промеж себя бабкой Повалихой звали. День и ночь курится дымок над закопчённой банькой в её огороде, разнося сивушный запах. В самогон Степанида всякий дурман подмешивает. Белену, табак, хмель... Чтоб шибче с ног валил. За то и получила прозвище.
Муж Марии Лосевой, бульдозерист Иван, частенько наведывался к Степаниде, возвращаясь от неё 'на рогах'. И Мария поспешила разнести по деревне печальную весть.
