слепым и глухим к происходящему за спиной. Баллоны с газом стояли у двери. На крюке рядом с баллонами висела еще одна паяльная лампа. Тео открыл вентиль горелки. Он буквально почувствовал, как начал выходить газ. Теперь у него в руках был огнемет, и он улыбнулся. Затем он закрутил вентиль подачи газа в горелку, с которой работал Эдди, и аккуратно прикрыл дверь.

Пламя в паяльной лампе Эдди становилось все меньше и меньше, пока наконец не угасло окончательно. Эдди выпрямился, очевидно собираясь сменить баллон. Когда он поднял защитный козырек и повернулся к баллонам, Тео набросился на него, как тираннозавр на свою добычу. Эдди рухнул лицом вниз на цементный пол, не успев даже сообразить, что происходит. Он пошевелился, и тут же струя пламени ударила в бетон в нескольких дюймах от его лица.

— Не двигайся, — приказал Тео. Он уселся Эдди на поясницу, прижав его к полу.

Глаза у Эдди вылезли из орбит, став круглыми, как серебряная монета в один доллар.[11] Дрожащим голосом он произнес:

— Парень, не тронь меня.

— Заткнись, мать твою, или я поджарю тебе нос.

Эдди дрожал, но не промолвил ни слова.

— Хорошо, — сказал Тео. — Все тихо и спокойно, и никто не пострадал. Я — подлинный ценитель прекрасного, так что выйдет конфуз, если мне придется тебя поджарить. А ведь я сделаю это. Я и вправду оценил твою работу. Все очень необычно. Твои произведения напоминают мне… О чем это я подумал?

По лицу Эдди градом катился пот. Дыхание его стало громче, но он по-прежнему хранил молчание.

Тео постучал наконечником горелки по бетону, и Эдди вздрогнул от неожиданности.

— Можешь говорить, когда я задаю тебе вопрос, урод.

Из уголков рта у Эдди потекли струйки слюны.

— Какой вопрос?

— Я сказал, что твоя работа мне что-то напоминает, вот только не могу вспомнить, что именно.

— Сальвадора Дали?

— М-м. Вообще-то я собирался сказать, что это похоже на дерьмо серийного убийцы. Но мы можем начать с Дали, если тебе так приятнее.

— Просто скажи, что тебе нужно, чувак.

— Мне нужна информация. Ты можешь дать мне информацию, Эдди?

— Какую хочешь. Только не делай мне больно, ладно?

— Конечно. Я хочу знать… — Тео умолк. Все было слишком легко и просто. А где же веселье? Он быстро обвел взглядом мастерскую, и при виде этих созданий вокруг него, страждущих душ, уготованных аду, на губах его появилась тонкая улыбка. Внезапно он ощутил духовный подъем. — Ты веришь в Бога, Эдди?

— Не знаю, чувак. Ты хочешь, чтобы я поверил?

— Ты должен верить. Весь этот ад вокруг тебя. Но ведь если нет Бога, то не может быть и ада, так?

— Конечно, конечно. Я верю.

— Хорошо. Потому что именно это я и хотел узнать. Давай представим на минутку, что я — Бог. Просто представим, ладно? Не стоит бежать к могиле моей мамочки и говорить ей, что я считаю себя Господом или кем-то еще в этом роде. Итак, я — Бог, и я решил дать свое первое интервью. Тебе повезло, Эдди, у тебя есть шанс прославиться, но задать ты можешь только один вопрос. Всего один. Валяй. О чем ты хотел бы спросить Бога?

— А?

— Здесь нет правильного или неправильного вопроса, приятель. Так что задавай его. Вы с Богом вдвоем, один на один, в задней части твоей студии. На секунду забудем о том, что у Бога в руке горелка, которая может запросто обуглить твою физиономию. Валяй, задавай свой вопрос.

Бедолага-панк едва мог шевелить губами, настолько он был напуган.

— М-м, в чем смысл жизни?

Тео поморщился, словно от боли.

— Что это за дерьмовый вопрос, черт бы тебя побрал?

— Ты сказал, что здесь нет правильных или неправильных вопросов.

Тео ударил его в висок.

— Урод, кто тебе сказал, что ты должен верить всему, что я говорю?

— Никто.

— Теперь можешь задать другой вопрос. И подумай над ним хорошенько!

Эдди проглотил комок в горле, но ничего не сказал.

— У тебя что, мозги отсохли? — поинтересовался Тео. — Не можешь придумать один-единственный приличный вопрос? Как тебе такой вариант: почему холодная вода закипает быстрее горячей? Хочешь спросить его об этом?

Эдди нерешительно кивнул.

— А она не закипает быстрее, урод. Кто сказал тебе, что ты можешь попытаться подловить Бога, а?

— Нет, нет! — Эдди, похоже, ощутил приближение горелки.

Тео нажал на рычажок, и струя пламени ударила в бетон. Она прошла так близко от Эдди, что опалила ему волосы. Парень готов был вот-вот сломаться.

— Парень, дай мне передохнуть, ладно?

Тео вздохнул и сказал:

— Дерьмо ты собачье. Вечно я все должен делать сам. Ну, хорошо, вот тебе последнее предложение. Бог у меня на проводе, понял? «Алло, Господь, это Тео. Как дела? У меня к тебе вопрос. Этот жалкий слизняк…» Как, кстати, тебя кличут?

— Эдди.

— «Этот жалкий слизняк по имени Эдди может сделать что-нибудь, чтобы его не поджарил большой и сердитый черный парень, который провел четыре года в камере смертников, после того как его осудили банда белых присяжных и маленький латиноамериканский придурок, который почему-то чертовски похож на Эдди?»

Прошла целая минута, прежде чем Эдди сообразил, что к чему, и он едва не захлебнулся своим страхом.

— Это был не я, чувак! Я никогда не был присяжным!

Тео еще раз ударил его по затылку.

— Козел, я знаю, что это был не ты! Но все те четыре года, которые я просидел в тюрьме штата Флорида, моими сокамерницами были Синди Кроуфорд и Уитни Хьюстон. Так что если ты думаешь, что я лишен воображения, то ты даже представить себе не можешь, урод, как плохо все это может для тебя кончиться.

— Пожалуйста… — пролепетал Эдди. Он был сломлен. — Просто скажи мне, чего ты хочешь.

Несколько мгновений Тео наблюдал, как он извивается, как по щекам взрослого мужчины текут слезы. Потом наклонился вперед и прошептал ему на ухо:

— Зачем ты поджег машину Суайтека?

Эдди замер.

Тео продолжил:

— Ведь это был ты, правда?

— Это не я придумал, — дрожа, ответил Эдди. — Они приказали мне сделать это.

— Кто приказал?

— Не заставляй меня крысятничать, парень. Они убьют меня. Клянусь, они убьют меня.

— Знаешь, это уже смешно, Эдди. Если ты скажешь мне, тебя убьют они. Если ты ничего мне не скажешь, тебя убью я. Все совсем так, как я однажды сказал своему старому другу Джеку: ты запутался в собственных штанах, приятель.

— Я серьезно. Они убьют меня.