Джек никак не отреагировал на его слова.

— Меня совершенно не интересует, что вы надеетесь доказать. В данный момент я заявляю, что не позволю вам сделать это именно таким способом.

— Тогда пострадает ее малыш.

— Что?

— Поначалу я намеревался использовать доктора Вандермеера для доказательства того, что Линдси была неверна мужу. Но раз ты не даешь мне сделать это, тогда я вызову мальчика для дачи свидетельских показаний. Я намерен спросить его, скольких мужчин он видел в их доме, пока отец находился на работе.

— Вы блефуете, — сказал Джек.

— Нет, не блефую. Итак, твой ход, Джек. У тебя есть возможность снять свой протест и дать доктору Вандермееру закончить давать показания. Или ты можешь стоять на своем, но тогда я заставлю мальчика дать показания в суде. Еще до окончания суда присяжные поймут, что это ты вынудил меня посадить десятилетнего ребенка на место свидетеля, чтобы он мог рассказать всему миру о том, что его мамочка была шлюхой.

Джек старался сохранить непроницаемое выражение лица. В голове у него все смешалось, он пытался думать одновременно в нескольких направлениях, и казалось, что вся эта противоречивая информация, как одеялом, укрыла его мозг, не давая мыслить здраво. Потом он сообразил, что мыслить связно ему мешает вовсе не это. Виной всему были эмоции, простые и понятные — его неясные чувства к биологическому сыну, которого он никогда не видел. А о том, что его первая встреча с Брайаном должна состояться при таких обстоятельствах, он не хотел даже и думать.

Он смог лишь выдавить:

— Мне надо поговорить с Линдси.

По просьбе Джека судья Гарсия продлил перерыв до двадцати минут. Джек смотрел, как Линдси массирует виски, пытаясь унять мигрень. София сидела за столом между Джеком и Линдси. В лишенной окон комнате для совещаний, кроме них троих, больше никого не было.

Дрожащим от ярости голосом Линдси произнесла:

— Не могу поверить, что этот негодяй угрожает использовать против меня моего собственного сына, да еще таким вот образом.

— А я могу, — сказала София.

Джек выразительно взглянул на свою помощницу, словно говоря: «Я сам справлюсь».

— Линдси, как ваш адвокат, я должен знать одно: какими могут оказаться показания Брайана, если прокурор вызовет его на место свидетеля?

Она перестала тереть виски и посмотрела Джеку в лицо.

— Вы имеете в виду его показания относительно чужих мужчин, которые приходили к нам домой в отсутствие Оскара?

— Именно это я имею в виду.

— Это абсурд. Если бы я решила изменить мужу, неужели я стала бы заниматься этим в собственном доме, когда в комнате за стеной находился мой сын?

— Кстати, именно это и покажет некий, вполне, впрочем, определенный кубинский солдат, если мы вызовем его для дачи показаний в вашу пользу. Вы с Джонсоном занимались сексом, пока ваш сын спал в соседней комнате.

— Я уже говорила вам и повторяю снова, у меня не было романа с Дамонтом Джонсоном. У меня вообще ни с кем не было романа.

Джек на мгновение задумался.

— Итак, если Брайана посадят на свидетельское место и он расскажет, что по ступенькам вашего дома один за другим поднимались незнакомые мужчины, это будет неправдой?

— Прокурор блефует. Брайан никогда такого не скажет.

— Вы в этом уверены? Помните, он прожил с дедушкой и бабушкой уже почти месяц.

Линдси нервно потянула прядь своих волос.

— Я больше ничего не знаю. Ему десять лет. Полагаю, его можно заставить сказать что угодно.

— Очень легко, — согласился Джек, входя в роль обвинителя. — Брайан, в ваш дом когда-либо приходили мужчины? Они приходили вместе с твоим папой? Твой отец все время был с ними, пока они оставались в вашем доме? Ты уверен? Могло быть так, что твой папа уходил, а они оставались? Или, может быть, они возвращались позже, когда папа уже ушел? Не успеете вы опомниться, как Брайан назовет фамилии полудюжины солдат, которые являлись в гости к его матери.

— Вы не можете позволить этому подонку поступить так с моим сыном.

— Нам остается только одно, чтобы избежать этого.

Линдси проглотила комок в горле.

— Тогда давайте так и сделаем. Я не допущу, чтобы моего сына обманом вынудили дать показания против меня.

— Вы хотите, чтобы я снял свой протест против показаний Вандермеера?

— Если это поможет уберечь моего сына от выступления в суде, то да.

— Именно так я и передам Торресу. Я позволю доктору дать показания присяжным, при условии что он согласится не вызывать Брайана в качестве свидетеля.

— Займитесь этим, — попросила Линдси.

— Хорошо. Но тут возникает еще одна проблема. В этом случае нам будет очень трудно доказать, что кубинский солдат говорит неправду о вас и Джонсоне.

— Я уже говорила вам, у меня не было никакого романа.

— Я знаю. И мы согласились, что если пригласим кубинца для дачи свидетельских показаний, то попытаемся убедить присяжных в том, что он говорит правду, утверждая, будто Джонсон приходил к вам домой в то утро, когда было совершено убийство, но при этом намеренно приплетал сюда секс, чтобы опорочить семейство Пинтадо. Однако не забывайте: в уравнении появится Вандермеер, и теперь это уже не будет ваше слово против слова кубинского солдата.

— Тогда нам, наверное, не стоит его вызывать.

— Может, и не стоит, — согласился Джек. — Мне надо подумать.

Казалось, Линдси ищет и не может найти нужные слова, наконец она взглянула сначала на Софию, а потом на Джека.

— Я могу поговорить с Софией наедине одну минутку?

— Я тоже ваш адвокат. Все останется между нами, — заметил Джек.

— Я бы чувствовала себя увереннее, если бы мы с Софией остались вдвоем.

— Перерыв заканчивается через две минуты, — напомнил Джек. — Если есть что-то такое, что нужно сказать вслух, то пусть мы услышим это вдвоем.

В комнате повисла напряженная тишина.

— Ну, хорошо, — промолвила Линдси. Она глубоко вздохнула и заговорила, избегая смотреть Джеку в глаза: — Кубинский солдат…

Джек ждал, молчание становилось все тягостнее.

— Кубинский солдат что?

Наконец, она выдавила:

— Он не лжет.

В общем-то, Джек ожидал чего-то подобного. Но услышать это было горько и больно, его словно ударили по лицу.

— Вы снова мне солгали, черт бы вас побрал.

— Нет, я не солгала. У меня не было романа с лейтенантом Джонсоном. Это было…