– А Нина Николаевна как же?

– Страдала! – сообщил с готовностью Карпов.

– Она не пыталась мужа образумить? Или отношения с Вероникой выяснить?

– Тихо страдала, – сказал фотограф уважительно. – Без скандалов. Очень интеллигентная женщина.

– А Андрей Михайлович?

– Это вы о чем?

– Когда Вероника оставила его ради молодого соперника – Андрей Михайлович как себя повел?

– Никак.

– То есть? – приподнял я бровь, ожидая разъяснений.

– Никак, – повторил Карпов. – Будто его это вовсе не касалось.

– Отступился и даже не пытался вернуть расположение Вероники?

– Получается, что так.

– А молодой этот красавец куда потом подевался? – спросил я невинным голосом.

– Не могу знать! Просто перестал появляться, и на этом все. Давно уже его не видно.

– А может, это все Андрея Михайловича проделки? – спросил я и посмотрел внимательно на Карпова.

Он обмер и ничего мне не ответил. Не то что испугался. Просто слишком неожиданно для него мы свернули с приятной темы продажи фотографий на неприятную тему, которую ему совсем не хотелось обсуждать.

– Как считаете, мог Андрей Михайлович из ревности что-то такое тут устроить? – проявил я настойчивость.

– Какое? – спросил испуганно Карпов.

– Убийство, – пояснил я безжалостно.

Он посмотрел на меня с таким негодованием, будто был не иначе как папой римским, а я в его присутствии нес жуткую ересь. Не сразу он справился с охватившим его волнением.

– Так вы будете фотографию брать? – осведомился он, немного придя в себя.

И тогда я его еще раз больно пнул.

– Вы ведь милиции эти фотографии не показывали? – спросил я. – Когда это несчастье с Вероникой произошло и было следствие.

– Нет, – ответил он, уже в который раз испугавшись.

– А почему?

Карпов не ответил, быстро смахнул со стола фотографию, на которой были запечатлены Вероника и Андрей Михайлович, ушел куда-то в глубину дома и уже оттуда мне ответил с неприязнью в голосе:

– А потому!

Он не заметил, что одну из фотографий обронил. Я ее мгновенно прикарманил.

Я заехал в дом Светланы. То есть в дом я не попал. Дверь была заперта, а ключ я еще в день отъезда отдал оставшимся в засаде милиционерам. Выбитые при штурме дома стекла были уже вставлены. Я постучал в окно и негромко позвал несчастных сидельцев. Мне представлялось, что в доме до сих пор засада и меня не могут не видеть. Но никто не отозвался. Наверное, соблюдали конспирацию. Я оставил попытки проникнуть в дом. Сел в машину и выехал с участка. У своих ворот стоял Андрей Михайлович. Я сделал вид, что его не заметил. Я сейчас боялся встретиться с ним лицом к лицу, потому что прежнего искреннего, доброжелательного интереса к нему я демонстрировать уже не мог, зато мог выдать себя вдруг проснувшейся во мне подозрительностью. Мне требовалось время, чтобы освоиться со своим новым знанием и понять, что мне делать дальше.

Предположим, он и вправду дипломат. А бывают ли дипломаты убийцами? Светский раут, смокинг, дорогой коньяк. А до этого еще МГИМО и идеальная до снежной белизны анкета. А после: темная ночь, заросший пруд, лягушки квакают и – труп молодой женщины. Не очень верится. Так не бывает. Интриги – это да. И даже убийство я с большой натяжкой допускаю, каким-нибудь киношным совершенно способом. Яд, например. Но утопить в пруду – вульгарно до невероятности. Не вяжется одно с другим.

Не вяжется одно с другим. Я этой мыслью был так занят, что позабыл на время о дороге и превратился, наверное, в помеху для других участников движения. Водитель допотопной «Волги» обогнал меня и зло подрезал, даже не задумываясь о возможных печальных последствиях. Здорово, наверное, я его рассердил. Только тогда я очнулся.

Не вяжется одно с другим… Так не бывает… А этот-то меня подрезал… А мы хотели розыгрыш снимать… Про «подставлял»… А оно одно с другим не вяжется…

Я наконец понял, как это надо делать. Нашел то, чего нам так не хватало. И сразу позвонил Светлане.

– Свет! Ты помнишь, мы все голову ломали, как нам «подставу» снять, чтобы получилось необычно и смешно?

– Ты что-то придумал?

– Да.

– В чем суть?

– Я расскажу, – пообещал я. – Сразу по приезде. У тебя кандидатура на примете есть? Кого разыгрывать мы будем.

– Есть.

– Тогда готовься. Как дашь отмашку – сразу же снимаем.

Я заехал в музей, чтобы поговорить с директором.

– Не взглянете на фотографию? – предложил я ей. – Может быть, узнаете кого-то…

Я извлек из конверта фотографию, на которой радовались жизни и обществу друг друга Вероника Лапто и красавец Ростопчин. Директор взяла карточку в руки и долго ее разглядывала. Я терпеливо ждал.

– Нет, – покачала она головой. – Эти люди мне не знакомы. А кого из них я должна знать, простите?

Я и сам не знал этого твердо, если честно.

– Они могли заезжать в ваш музей вместе, – не слишком уверенно предположил я. – Или по отдельности.

Директор еще раз добросовестно изучила снимок. И снова безрезультатно.

– Мужчину этого я точно бы запомнила, – сказала она. – Уж больно красив.

Она засмеялась.

– А женщину тут так сфотографировали, что не определишь, – сказала с сожалением.

У меня в конверте была еще одна фотография. Та, где Веронику сфотографировали рядом с Андреем Михайловичем. И я показал ее директору.

– Тут другое дело, – одобрила она. – Тут уже можно рассмотреть.

Она всматривалась долго и вдруг подняла голову и сказала мне:

– Мне кажется, я ее видела.

– Правда? – воодушевился я.

– И не один раз, по-моему. Я даже с нею разговаривала. Она интересовалась Воронцовой.

– Правильно! – обмер я.

Жило во мне подозрение, что должно быть еще какое-то звено в этой удивительной цепочке необъяснимых и очень странных обстоятельств. Было что-то такое в судьбе несчастной Вероники, что загадочным образом поддерживало ее связь с судьбой людей, умерших двести лет тому назад, и не могло такого быть, чтобы она сама об этой связи не подозревала. Она или знала что-то, или догадывалась, или просто беспричинно верила – но неспроста ведь в последний день ее короткой жизни на ней оказалось платье, в котором двести лет назад неизвестный художник нарисовал графиню Воронцову. А если Вероника знала или даже просто догадывалась, она не могла не искать следов графини Воронцовой.

– Когда это было? – спросил я, боясь спугнуть удачу.

– Давно уже.

– Так! – подбодрил я ее.

– Полгода или год назад. Хотя погодите-ка…