никаких сомнений. Но появился молодой красавец, и старичка отправили в отставку.
И после этого Вероника умерла. Нашли утопленной в пруду. Якобы несчастный случай. Да вот только имел место любовный треугольник. Стоп, стоп! Чтобы Андрей Михайлович? Своими руками? Из ревности?
– Но я вам этого не говорила! – предупредила меня Валентина.
– А это такой большой секрет? – растерялся я.
– Ну, в общем, можно так сказать.
– Но все ведь знают, – предположил я.
– Знать, может, и знают, но вслух никто не говорит.
– То есть эта версия даже не рассматривалась? – осенило меня. – Никто из местных во время следствия ничего такого вслух не произнес?
– Я думаю, что нет. К чему людям лишние проблемы?
– А вы, значит, считаете, что Андрей Михайлович мог бы быть причастен? – задал я прямой вопрос.
– А вы считаете как-то по-другому? – вопросом на вопрос ответила мне Валентина, на всякий случай проявив осторожность.
Но я все понял, разумеется. Только поверить в то было невозможно.
Дня через три мне позвонил знакомый журналист. Он работал в одной из тех газет, что публикуют из пальца высосанные истории из жизни звезд, и у меня с этим парнем сложились вполне нормальные деловые отношения, которые шли на пользу нам обоим. Я регулярно делился с ним информацией о разных презабавных случаях, во множестве происходивших у нас на съемках, и он таким образом получал эксклюзив из первых рук. А я взамен обретал уверенность в том, что о нас там не напишут неожидаемых нами гадостей. Такое джентльменское соглашение.
– Жень, привет, – сказал мне мой знакомец. – Как у тебя дела?
На дежурный вопрос я и ответил дежурно:
– Нормально все.
– Все в жизни гладко?
И снова я не среагировал.
– Вполне, – ответил я.
– Ты мне скажи, никто из твоих знакомых в последнее время за решетку не попал?
Только теперь я понял, что позвонил он неспроста и моими делами интересуется не между прочим.
– Так! Давай конкретно! – потребовал я.
– Ты понимаешь, нам предложили приобрести фотографии.
– Компромат?
– Нельзя сказать, что убийственный, – хмыкнул в ответ мой собеседник. – Но ты же знаешь, что тут весь вопрос только в том, как это все преподнести.
– Ну уж как вы преподносите – я знаю.
– Умеем, это да, – скромно признал свои и своих коллег таланты мой собеседник. – В общем, тут такое дело, Жень. На фото лично ты и какая-то мадам.
– Не криминал, – оценил я.
– Конечно. Но продавец этой фотки утверждает, что дамочку эту недавно арестовали и ты лично к этому аресту каким-то боком там имеешь отношение. Вот я и позвонил.
– Предлагаешь мне выкупить у вас фотку?
– Обижаешь! – оскорбился мой собеседник. – Я только чтобы в известность тебя поставить. Ты пойми, если мы не купим эту фотографию, ее купят конкуренты.
– Снимок у тебя?
– Нет.
– Но ты его видел?
– Да.
– Реальная фотка? Или монтаж?
– Ты же знаешь, мы экспертизы не проводим. Вся ответственность за подлинность снимка лежит на продавце.
– Кто продает?
– Мужик какой-то.
– Фамилия?
– Знаю только имя. Его Виталиком зовут. Приехал. Фотку показал. Но не оставил. Забрал с собой. Дал номер телефона и два дня на раздумья. Потом фотка уплывет.
Я никаких Виталиков не знал. Не было у меня на примете никого, кого бы так звали и кто был бы способен предлагать в бульварные газеты компромат на меня.
– Он молодой? Старый? – спросил я. – Как выглядит?
– Он в возрасте. А выглядит обыкновенно.
Ничего не прояснилось. Хотя…
– Ему под шестьдесят? – спросил я. – Седой такой? Прическа ежиком?
– Да! Ты его знаешь?
– Виталий Семенович! Фотограф! Вот старый хрыч! Звони немедленно и договаривайся о встрече с этим однофамильцем!
– С чьим однофамильцем? – не понял мой собеседник.
– С однофамильцем шахматиста Карпова. Карпов его фамилия!
Я не ошибся. Это был Карпов. Когда он приехал в редакцию, я уже был там. Я сидел в закутке, отгородившись от места события компьютерами, и вряд ли мог привлечь внимание гостя.
Когда фотографии оказались в руках журналиста, он произнес условную фразу:
– Да, хорошие фотографии, ничего не скажешь.
И тогда я вышел из своего укрытия. Виталий Семенович моему появлению удивился так сильно, как удивляются герои наших розыгрышей в самом конце съемок, когда я предстаю перед их очами. Ничего сказать не мог однофамилец. Будто вел он свою шахматную партию к выигрышному финалу, все было под контролем и оставалось сделать несколько ходов, чтобы зафиксировать бесспорную победу, но вдруг, словно из ниоткуда, на доске у соперника нарисовались сразу три дополнительных ферзя, и тут уже не победа, а поражение, мат в два хода, и не понять, где несостоявшийся победитель так бездарно зевнул и все прошляпил.
– Здравствуйте, – сказал я обездвижевшему Карпову и легким движением руки завладел якобы компрометирующим меня фотоснимком.
Там действительно был я. И еще там была Римма, жена Жорика. Рядом с их домом нас с Риммой фотоаппарат и зафиксировал.
– Ничего не понимаю, – признался я. – Тот день я помню. Римма вам позвонила, просила прийти. Вы нас фотографировали. Но в доме это было, и фотоаппарат тогда не ваш использовался. Правильно?
Карпов в ответ испуганно кивнул.
– Тогда я ничего не понимаю, – все еще продолжал не понимать я. – Откуда фотографии? Монтаж? Или вы нас незаметно щелкнули?
– Незаметно, – деревянным голосом подтвердил Виталий Семенович. – Сбегал домой, взял фотоаппарат и вас сфотографировал.
– Зачем?
– А вот! – ответил Карпов неопределенно.
Но и так все было понятно. Он ведь и Веронику Лапто погибшую сфотографировал. И на тех снимках что-то заработал, мне это Римма в тот раз рассказывала. Воронцовский папарацци. Фотограф, как разведчик, не бывает бывшим.
– Фотографируете на досуге? – доброжелательно осведомился я. – Фиксируете быт коттеджного поселка?