через месяц я определюсь с покупкой. И если мы с продавцом ударим по рукам – тогда милости прошу, рад буду видеть вас своим первым покупателем.
– Спасибо, – поблагодарил я его. – А кто землицу продает? Кто здесь сейчас хозяин?
– Распопов… Расторгуев…
Сергей Константинович не мог вспомнить фамилию продавца, и один из его людей, вовремя обнаружив возникшее затруднение, с готовностью подсказал своему шефу:
– Ростопчин!
Мое сердце трепыхнулось, оборвалось и упало куда-то в ноги.
– Да, правильно, Ростопчин, – сказал Сергей Константинович, не заметив моего состояния. – Он эту землю продает.
Андрей Петрович Цыбиков был из разряда тех неприметных людей, о существовании которых сограждане догадываются, конечно, но вспоминают крайне редко, да можно сказать, что и вовсе не вспоминают никогда, хотя и пользуются ежедневно плодами их трудов с такой равнодушной отстраненностью, будто плоды эти как бы сами выросли, и люди типа Цыбикова здесь вовсе ни при чем.
А между тем работал наш Андрей Петрович на метрополитене в одной из тех служб, что отвечают за работоспособность подвижного состава, на незначительной, на первый взгляд, должности, не предполагавшей наличия у Андрея Петровича подчиненных, поскольку сам Цыбиков стоял на самой нижней ступеньке служебной лестницы и пребывал, таким образом, в подчиненном положении относительно почти всех. Но зато Андрей Петрович лучше всех своих начальников, даже вместе взятых, знал, какую гайку закрутить, а какую отпустить, и был он, если разобраться, тем самым неприметным винтиком большого механизма, о котором никто и не вспоминает до поры, но доведись тому винтику однажды куда-то запропаститься, и механизм запросто остановиться может, а то и вовсе бед наделать, если события совсем уж скверно станут развиваться.
Жил Цыбиков в старой пятиэтажке, которую давным-давно следовало бы снести по причине ее ветхости, но какому же инвестору приглянется площадка под застройку в непрестижном районе Кузьминки, и потому никаких особых изменений и в этой сфере жизни Цыбикова не планировалось и никаких особых перспектив не сулило.
Еще была у Цыбикова дача, но это просто к слову пришлось, потому что и там ничего такого особенного – шесть соток в полутора часах езды электричкой, если ехать с Казанского вокзала.
Жена Цыбикова, Маргарита, тоже, как и муж, Петровна, и тоже Цыбикова по паспорту, на жизнь и на мужа не роптала, хотя и отмечала про себя, я думаю, однообразие их семейного существования и удручающую серость буден, и незашоренность взгляда можно было при желании связать с ее профессией – работала Маргарита Петровна крановщицей, и каждодневная возможность взглянуть с высоты на тот мир, который все другие люди видят лишь с земли, накладывает, наверное, отпечаток на мировосприятие.
Однажды, судя по всему, Маргарита Петровна, обозрев с высоты кабины своего крана близлежащие окрестности, а также (мысленно) и всю свою жизнь, обнаружила наконец, что законный ее супруг, Цыбиков А. П., за последние пятнадцать лет ничем ее не удивлял, а последним феерическим событием в их семейной жизни можно признать разве что случившуюся те же пятнадцать лет назад совместную поездку к морю в Сочи, откуда лично Маргарита Петровна привезла, во-первых, безотчетное ощущение того, что счастье в жизни, в сущности, возможно, а во-вторых, зачатого теплой южной ночью их общего с Цыбиковым четвертого ребенка, который и появился на свет через положенные девять месяцев, и это тоже праздник был, конечно, а все-таки другой, совсем не такой феерический, как Сочи.
От кого-то когда-то Маргарита Петровна слышала, что подарков от судьбы не жди и никто тебе праздник не устроит, если ты не сотворишь его сам для себя, и утомленная бесплодным пятнадцатилетним ожиданием чуда Цыбикова решила взять инициативу в свои руки. Поскольку с верой в Деда Мороза она распрощалась еще в далеком детстве, а к какой-либо другой, более серьезной и основательной вере она пока не пришла и в это промежуточное время ей не к кому особо было обращаться, она попросила о каком- нибудь приятном сюрпризе тех, кто был близко, под рукой, – то есть нашу передачу.
Все подробности жизни семьи Цыбиковых разузнала Светлана, которая втайне от всех остальных членов семьи повстречалась лично с Маргаритой Петровной, приславшей к нам на передачу письмо, и, по представлениям Светланы, розыгрыш мог получиться. Сама Цыбикова не очень четко формулировала, чего именно ей хочется. Чтобы было весело и чтобы по телевизору показали – примерно таким представлялось ей чудо, и так она свои ожидания для нас и сформулировала. Мы осторожно подвигли ее к мысли о том, что ожиданием близкого чуда должна заразиться вся семья, и тогда эффект будет куда сильнее. Маргарита Петровна восприняла эту мысль как свою собственную, была готова нам помочь, чем только сможет, и теперь мы могли приступать.
В назначенный день и час Маргарита Петровна объявила семье о том, что в гости к ним пожалует гость – мужчина, почти молодой, очень обеспеченный, холостой. Подобное сочетание личных качеств человека способно оставить равнодушным только тех, кто не воспитывает четырех потенциальных невест одновременно, как это было в семье у Цыбиковых, или тех, у кого дочери в таких настораживающих количествах имеются, но основные всем понятные проблемы, с этим связанные, уже худо-бедно решены, чего в случае Цыбиковых сказать было нельзя, и потому в рядах цыбиковского семейства тут же случилась легкая паника.
О будущем госте Маргарита Петровна мало что могла поведать и крайне туманно распространялась на тему того, как это ей удалось завлечь на семейное чаепитие столь завидного жениха, но зато никому из близких она не позволила усомниться в исключительности его качеств и в грандиозности стоявших перед семейством Цыбиковых задач. Собственно, основная задача была одна-единственная – не ударить в грязь лицом. Что было совсем непросто, как честно признавала Маргарита Петровна.
– Человек нас тогда зауважает, когда поймет, что он попал в приличный дом, – инструктировала своих близких Цыбикова. – Когда увидит, что не шелупонь какая тут живет, не алкоголики срамные…
Она глянула строго на мужа, и тот посмурнел лицом, изобразив раскаяние.
– Ну я же объяснял, – пробормотал Андрей Петрович. – Такой был повод… Николаич на пенсию…
– Он-то на пенсию! – сказала желчно Цыбикова, вспоминая недавние обиды. – Зато ты – в вытрезвитель! Попробуй только напортачить в этот раз! Я тута церемониться с тобой не буду! Я с тобой поговорю, как с мужичками нашими на стройке!
Семья коллективно и безмолвно ужаснулась, поскольку хоть и редко Маргарита Петровна устраивала в доме подобные разборы полетов, а каждый раз запоминалось всем, и повторения подобного несчастья мог желать только тот, кто сам себе был враг.
– Ежели ты у счастья дочерей встанешь на дороге… – туманно пригрозила мужу крановщица Цыбикова, и в этой туманности угроз как раз и заключался самый страшный страх, потому что именно безотчетный, неоформленный в четкие очертания страх всегда приводит в самый сильный трепет.
– Я – нет! – клятвенно пообещал уже на все согласный Андрей Петрович.
Все-таки он самоубийцей не был. Жизнь ему, в принципе, нравилась. Он бы еще пожил, сколько судьба отпустит.
– Конечно, приоденемся, – обрисовывала план предстоящих подготовительных мероприятий Маргарита Петровна. – Не голытьба мы все-таки, хоть и благородным физическим трудом мы, к сожаленью, трудимся. У тебя брюки есть, – сказала она мужу. – Почти что новые.
– Тут вот дырка, – несмело напомнил Цыбиков.
– Почти что новые! – возвысила голос жена. – А дырку мы зашьем! Подумаешь, дырка! Рубашка тоже есть. Белая. Белый верх, черный низ. Все будет очень празднично.
– Да! – подтвердил на всякий случай Цыбиков. – Красиво очень получается!
И даже закатил глаза, показывая, как он сам себе в таком наряде нравится.
Маргарита Петровна окинула взглядом дочерей, в одно мгновение одев их в то, что было собрано в семейном гардеробе. Получилось очень даже неплохо.
– Одежа у всех нас приличная, – окончательно определилась она. – Теперь решаем со столом.
– Я гренки сделаю по-белорусски, – предложила старшая из дочерей.
– Только не надо говорить ему, что по-белорусски, – сказала Маргарита Петровна. – Лучше скажем, что по-французски. Так красивше.
