расследования, допросы, суды… Кому же хочется? Значит, надо уйти, но уйти так, чтобы остаться. Посадить своего человека в высокое кресло. И этот человек должен быть как будто со стороны. Независимый. Ясно? Он – за народ. Такие вот дела…
Барсегин посмотрел на собеседника почти с сожалением, давая понять, что втолковывает прописные истины.
– И деньги, которые разыскал в конце концов «Антитеррор», пошли Аникину. Все! До рубля!
– Ты лжешь! – сказал Удалов. – Ты хочешь жить и потому лжешь! Нагло и безоглядно!
– Это ты за Аникина оскорбился? Брось! Он того не стоит. Не веришь мне? Ну подумай сам, откуда у него деньги на избирательную кампанию? Все эти переезды, перелеты, листовки, оплаченный эфир на телевидении, этот особняк в самом центре Москвы. Аникин – враг нынешней власти? Как же в таком случае эта самая власть разрешила ему открыть cвою штаб-квартиру рядом с Кремлем? Сейчас все работают на него, на Аникина, чтобы только он победил. В этом главная задача. Ему позволено все: ругать власть, делать дерзкие заявления. Для него придумана даже эта дурацкая комиссия, чтобы только он почаще мелькал на экране.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Удалов.
– Комиссию по расследованию кочемасовского дела. Ты ведь помнишь ту нелепую попытку теракта в метро? Ее ведь специально подстроили, чтобы Аникин мог набрать дополнительные очки.
– Так, значит, Петю Кочемасова… подставили?..
– Ну конечно, – все с тем же сожалением в голосе подтвердил Барсегин. – Подставили.
Он разговаривал с Удаловым как с несмышленышем. И уже надеялся, что все обойдется.
– Этот дурачок должен был выполнить роль подсадной утки. Он проносит бомбу, вы его обезвреживаете, а после всего этого образуется комиссия под руководством Аникина, который берет расследование в свои руки и попутно на чем свет стоит чихвостит нынешнюю безответственную власть. Маленькая накладочка вышла – предполагалось, что вы младшего Кочемасова сразу застрелите, но вы почему-то не сделали этого. Ну да это было поправимо.
– Конечно, поправимо, – с горечью сказал Удалов. – Тем более что до ненужного свидетеля можно добраться и в тюрьме.
– Точно, – подтвердил Барсегин. – Видишь, и ты кое-что уже начинаешь понимать.
– Я вот только одного пока не пойму, – признался Удалов. – Зачем ты мне все это рассказал?
– А жить хочется, – просто ответил Барсегин. – Так хочется, что я тебе и выложил всю правду. Сам же мне сказал – пока я говорю, я буду жить.
Сам он в это время косил взглядом куда-то вправо. Удалов это заметил слишком поздно, а когда повернул голову, увидел за деревьями солдат и чуть дальше – перекрывающие дорогу грузовики. Уже не было никаких прохожих вокруг, а если и мелькал где-то силуэт человека в штатском, то опытного Удалова гражданская одежда никак не могла ввести в заблуждение.
– Черт! – выругался Удалов и поспешно завел двигатель.
– Не надо этого делать, – сказал Барсегин. – Не пытайся бежать. Они откроют огонь и сделают из нас обоих решето. Поверь! Я уже не защита для тебя, потому что не представляю для них никакой ценности. Убьют – и забудут. Слишком большие люди к этому причастны. Для них лишний убитый человек – пустяк.
– Что же ты посоветуешь? – осведомился Удалов, оглядывая местность вокруг цепким взглядом.
– Выйди из машины с высоко поднятыми руками и крикни, что сдаешься.
– Только так? – нехорошо улыбнулся Удалов.
– Только так, – подтвердил Барсегин, не уловив выражения его глаз.
– Хорошо. Ты меня уговорил.
Удалов с силой вдавил педаль газа, колеса проскользнули на сырой листве, и «Форд» рванулся вперед, как застоявшийся жеребец. Почти сразу началась беспорядочная стрельба, но пока стреляли только по колесам, как и рассчитывал Удалов, и это их спасло. «Форд» промчался по недлинной дорожке, резко свернув вправо, пролетел между деревьями, заставив разбежаться беспорядочно палящих в упор спецназовцев, и вдруг впереди открылась свободная полоска тротуара и сразу за ней – широкая лента проспекта. «Форд» выпрыгнул на асфальт и помчался прочь, оставив преследователей далеко позади. Движение было еще не очень интенсивное, и Удалов смог разогнать «Форд» так, что инспектор ГАИ, стоявший на перекрестке, успел только проводить его растерянным взглядом.
– Я не верю своим глазам, – сказал Барсегин. – Это у тебя танк? Они же стреляли, я видел.
– По колесам стреляли. А они у меня пуль не боятся. Олухи у тебя подчиненные, одно слово. Но как они меня вычислили? – Удалов покачал головой. – Не ожидал, признаюсь.
– Ты напрасно пытаешься скрыться, – мрачно сказал Барсегин. – Все равно догонят и убьют.
– Кто? Вот эти, которые сели нам на хвост?
Барсегин поспешно обернулся. За ними как приклеенный тянулся «Мерседес». Барсегин эту машину знал.
– Я же тебя предупреждал, – сказал он. – Тебе не уйти.
– Так это твои? Те, что в «Мерседесе»?
– Да. Спецы не слабее тебя.
– Проверим, – с ленцой сказал Удалов и нажал одну из кнопок на приборном щитке.
Внизу, под днищем, скользнула в сторону защитная пластина, открывая стоящие в ряд патрубки, и в следующий миг из них выплеснулись на асфальт сто литров специального масла. Попавший в желтую лужу «Мерседес» мгновенно потерял управление, проскользил по инерции около двадцати метров и на скорости сто семьдесят километров в час врезался в бетонную осветительную опору.
– Вот видишь, – сказал Удалов. – А ты меня пугал.
У Барсегина было совершенно белое лицо.
– Поторопился мне все рассказать, да? – усмехнулся Удалов. – Думал, все это уйдет со мной в могилу?
– Тебя все равно растопчут, мразь, – прошипел Барсегин.
– Пусть сначала поймают.
Удалов сохранял спокойствие, но по опыту он знал, что долго петлять по улицам ему не позволят. У них самих в «Антитерроре» были такие занятия – «Локализация и обезвреживание вооруженных лиц, перемещающихся с помощью автотранспортных средств». Его загонят в узкий переулок, перекрытый с обоих концов, и после этого будут штурмовать машину. Шансов вырваться при этом – ноль. Сам Удалов рычал на своих бойцов, если они тратили на штурм больше двух минут. Уж лучше бросить машину где- нибудь в людном месте и скрыться, пока еще остается такая возможность.
Тем временем развязка приближалась. Уже дважды Удалов натыкался на милицейские кордоны, и ему приходилось спешно разворачивать машину, чтобы избежать столкновения. В него пока не стреляли, но потому лишь, что этим людям еще не отдали такого приказа – стрелять. Они только выставляли заслоны, и где-то рядом петляли по улицам спецназовцы – и вот они-то уж точно не будут церемониться.
– А если я сдамся? – высказал предположение Удалов. – Меня убьют, интересно?
– Если сдашься – останешься жить! – с проснувшейся надеждой встрепенулся Барсегин.
– Но я слишком много знаю…
– Ты забудешь все это!
– Как Воронцов? – засмеялся Удалов, довольный тем, как он раскусил Барсегина. – Запудришь мне мозги и определишь бойцом в мой же «Антитеррор»?
Он вдруг подумал о Воронцове. И о Смирницком. И о Шаповале, который гостил… у кого?
– А кто эта девушка? – с тревогой спросил Удалов.
– Какая девушка?
– Ты сделал из Воронцова Дружинина. А у Дружинина была сестра. Но она же ему не сестра! А кто она?
– Не сестра, – согласился Барсегин. – Ее определили дружининской сестрой, чтобы была под присмотром. Назначили ей для жизни маленький городок на Волге…
– Это я знаю! – нетерпеливо воскликнул Удалов. – Но кто она?
– Она из первого состава «Антитеррора». Кажется, Роншина ее фамилия.