— Каком допросе?

— Ну, в прокуратуре. Из-за этого налета на дачу… Неклясов сощурил глаза и зашептал:

— Ой, Вячеслав Аркадьич, тут такое было! К нам в офис менты лезли, целый день работать было нельзя, еще бы чуть-чуть — и мы акции не успели слить. Алешкин под следствием, слава богу, губернатор приехал и как рявкнет, что в Москве все продались. Черяга ему кучу денег отвалил.

— Наличными? — изумился директор, хорошо знавший осторожность губернатора Дубнова и нелюбовь его к открытым трансакциям.

— Нет, что вы! Там какие-то зачеты прошли, Черяга их подписал, вроде сталь продал…

Извольский слегка нахмурился. Никто, кроме него, не имел права влезать в зачетные схемы комбината. На этот зиждилась вся система управления. Черяга грубо нарушил субординацию. Конечно, у Извольского он спроситься никак не мог, а трата была архиважная, но, опять же…

— Какие именно зачеты? — уточнил Извольский.

— Да я не знаю, Федякин знает (Федякин был первый зам по финансам), Федякин вроде стал упираться, а Денис как на него рявкнет — «Пока Сляб в больнице, всем распоряжаюсь я!».

Это была прямая ложь. Денис не говорил таких слов.

Неклясов помолчал, а потом спросил заговорщическим шепотом:

— Вячеслав Аркадьич, а правда, что вы не хотели Конгарский завод себе брать, что вас Черяга уговорил?

— При чем тут… — начал Извольский — и мгновенно понял, при чем.

— А почему ты считаешь, что это — из-за Конгарского?

Неклясов сконфузился.

— Все так говорят… — пробормотал он. — Конечно, точней только Черяга знает.

— А он что говорит?

— Да он молчит. Там долголаптевских арестовывали, того самого Камаза, который ему стрелку забил. Только это глупо как-то, зачем Камазу в вас стрелять, если его Черяга до полусмерти напугал. Он как-то это дело не очень расследует. Вы сами посудите, Вячеслав Аркадьич, — ну если это из-за него, то зачем ему в такую сторону все расследовать? Камаза-то арестовать проще. А нам из-за этого опять неприятности.

Неклясов приостановился.

— Вы уж извините, Вячеслав Аркадьевич, что я так прямо скажу — но три дня прошло, а Черяга за это время ни черта не сделал. Только за Ирочкой этой ухаживал.

— Какой Ирочкой?

— Ну, которая с вами в машине была. Извольский помолчал.

— Что значит ухаживал? — спросил он.

— Ну, он ее отсюда забрал, вчера в гостиницу повез.

Неклясов вдруг хихикнул.

— Приехали они, — сказал он, — иду я через полчаса мимо ее двери, вдруг вылетает Дениска, весь красный, словно его выгнали…

Глаза Извольского задумчиво сузились.

В то самое время, когда Дима Неклясов старательно топил Дениса Черягу, сам Черяга сидел на жестком стуле в узком, как пенал, кабинете, на третьем этаже здания Генеральной прокуратуры, и разговаривал со следователем по особо важным делам.

Разговор велся, как это ни странно, не о покушении на жизнь гендиректора одного из крупнейших российских предприятий. Генеральная прокуратура до сих пор не сочла возможным заинтересоваться этим делом. То есть заинтересоваться-то она заинтересовалась, и высокий милицейский чин пообещал в камеру, что этим займутся лучшие следователи, — но только вот как-то в связи с покушением на Извольского Дениса еще никто не расспрашивал. Так что у Черяги, не понаслышке знакомого с родным ведомством, создалось твердое впечатление, что дело забрали в Ген-прокуратуру, чтобы никакие доморощенные расследо-ватели на местах им заниматься не могли.

Разговор шел об убийстве украинского обэповца Михаила Опанасенко, и был это, собственно, не разговор, а допрос. Собеседником Черяги был некто Андрей Обылов — человек, с которым Черяга в бытность свою работником Генпрокуратуры встречался мало, но слыхал достаточно. В частности, было хорошо известно, что Обылов придерживается весьма левых взглядов и является одним из постоянных информаторов главы думского комитета по безопасности господина Илюхина.

— Значит, вы впервые встретились с Опанасенко вечером двадцать пятого ноября? — спрашивал Черя-гу Обылов, обнажая редкие желтые зубы.

— Да.

— Темой вашего разговора был лжеэкспорт Ах-тарского металлургического комбината?

— Комбинат не занимается лжеэкспортом, — покачал головой Черяга. — Насколько я понимаю, у Опанасенко были просто вопросы по поводу подлин-ностей подписей на ряде бумаг, был уже вечер, мы предложили ему прийти на следующий день.

— Когда у вас созрело намерение похитить его и убить?

— Мы не убивали Опанасенко и не похищали его.

— Денис Федорович, факты говорят сами за себя. И свидетельствуют они о том, что Опанасенко