самым смешанные гостинично-представительские функции.

Гостиница, разумеется, была сугубо убыточной, и существование ее диктовалось соображениями безопасности. Было бы не очень приятно, если бы тот же Извольский или Черяга, остановившись в «Палас-отеле», был сфотографирован в номере с проститутками. И наоборот — километры пленки, потраченные на съемку гостиничных утех областного руководства, обожавшего погудеть на халяву, были одним из элементов линии Маннергейма, выстроенной комбинатом на границах своей сферы влияния.

Черяга вполголоса побеседовал у стойки, получил ключ и проводил Ирину в ее апартаменты — в большой двухкомнатный номер на втором этаже, с огромной кроватью, телевизором, мини-баром и кучей сверкающей сантехники в просторной ванной. На фоне бархатных, до пола, портьер, и затянутого ковроли-ном пола потрепанная сумка с вещами и книгами смотрелась, как окурок на дворцовом паркете.

Черяга убедился, что все нормально, рассказал, как заказать утром завтрак, и взялся за ручку двери:

— Спокойной ночи.

Ира сидела на краешке огромной постели.

— Погодите, — сказала Ира.

Черяга остановился. Девушка глядела на него исподлобья, глаза у нее были как у встревоженного воробушка.

— Извините, я, наверное, глупость спрашиваю, но отчего стреляли в Славу?

— Зачем вам это, Ира?

— Затем. Иногда в людей стреляют оттого, что они кому-то помешали, а иногда — оттого, что они сами такие. Я в больнице слышала — это правда, что ему мстили за убитого спецназовца? Спецслужбы?

Черяга вернулся в комнату, обошел кровать, стараясь держаться как можно дальше от Ирины, присел на краешек стола.

— Да, — сказал он, — возможно, в него стреляли спецслужбы.

— Из-за спецназовца?

— Нет. У нас в области есть завод. Конгарский вертолетный. Где-то месяц назад его директор попросился под крышу AM К. У завода были неприятности. У него был крупный военный заказ, американцы оплачивали ему разделку ракет, и несколько силовиков хотели, чтобы ракеты разделывал не завод, а фирма, которая должна была взять в аренду площади завода. Фирма принадлежала этим силовикам.

— Это так прибыльно?

— Если красть — да. Если работать с заводом в целом — не очень.

— А зачем Слава его брал?

— Он не хотел. Я попросил. Ирина вздрогнула.

— — А стреляли в него?

— Мне было бы приятней, если б стреляли в меня.

— И больше ничего не может быть? — спросила Ирина

— АЭС.

— Какая АЭС?

— Белопольская АЭС. Сляб должен был подписать договор о ее переуступке меткомбинату.

Ирина слегка вздрогнула. Самые последние слова Извольского были именно об АЭС.

— А где это? Я никогда не слышала о такой…

— Она недостроенная. Третий год зарастает молодым подлеском.

— Тогда кому она нужна?

— Под строительство, которого не было, списывались огромные деньги. Деньги шли на финансирование одной политической партии.

— Какой?

— Скажем так — не правой. То есть у нас все партии одна другой изумительней, но с данного предприятия деньги шли господам патриотам.

— И Слава все равно ее купил?

— Ее нельзя было купить. Он заткнул всю дырку. Понимаете, кто-то может счесть, что он поступил не по-джентльменски. Ему нужна была одна АЭС, а он взял и сменил все руководство РАО.

Ирина молчала. Денис чувствовал, что ему надо бы уйти из этой комнаты, но уйти не мог.

— Он очень жестокий человек, — сказала Ирина — он забыл, что такое «нельзя».

— Не правда. Если бы он был просто жестоким человеком, вы бы не тащили его из машины.

— Вы знаете, почему я убежала? Я могу рассказать вам…

— Не надо, Ира. Вы потом будете жалеть, что рассказали. Ложитесь лучше спать.

В коридоре Денису встретился Дима Неклясов. Он проводил Черягу, выходящего из комнаты Ирины, удивленным взглядом.