ведётся и на них тоже. А нашей задачей было создать такую ситуацию, чтобы они поняли это в самый последний момент – перед тем, как пуля или нож отправят каждого из них в края вечной охоты.

Но в мешке был не человек.

Там находилось восемь кевларовых шлемов, столько же бронежилетов третьей (по-моему) степени защиты, запасные батареи для рации (очень меня это порадовало – не знаете вы, сиз-голуби, сколько времени вы будете топтать эту тундру – электричества здесь взять неоткуда), спутниковый телефон (вероятнее всего, запасной), армейские свитера х/б, восемь гранат с российской маркировкой и коробка запалов к ним. А вдоль всей упаковки лежал длинный, крокодилообразный предмет в клеёночном непромокаемом чехле. Я расстегнул водонепроницаемую молнию и ощутил руками блаженную тяжесть пулемёта.

– Вот оно как, батенька… РПК. Ручной пулемёт Калашникова.

– Да уж, – хмуро сказал Витька, – на хрена им в этих краях пулемёт?

– На такое же хрена, на какое им лёгкие автоматы под пистолетный патрон. Я думаю, что по нашим следам отрядили просто какое-то подразделение с оборудованием для экстремальных условий. Прямо со штатным вооружением.

– Облегчаются, – сказал Илья. – Всё с себя поскидали. Даже место не запомнили.

– Нет, Илюха, место они как раз запомнили. Просто запоминают они не так, как ты, – заценил один хребтик, другой, рядом стоящую листвянку, прошёл сто метров – ещё засечку сделал… Они запоминают всё на ДжиПиЭс – с коробочкой такой над местом постоят – и всё, запомнили.

– Да, – согласился, блестя длинными чёрными раскосыми глазами, пастушок, – стоял там старший с коробочкой…

– Илюха, а что за оружие у них – не понял? Ты их всех видал, нет?

– Оружие? – Илюха почесал голову, и из волос выпал огромный шевелящийся ком мошки. Ламут не обратил на него совершенно никакого внимания. – С оружием так. На груди у них висит что-то короткое, замотанное в тряпки, – автоматы, но очень маленькие.

Действительно, у наблюдавшегося мною амбала на груди висел какой-то замотанный в тряпки предмет, и из него торчал короткий чёрный ствол с мушкой – на первый взгляд какое-то подобие знаменитого автомата спецназа и террористов «MP-5». Но меня интересовало другое.

– Двое с «Тиграми» идут. Оптика, все дела, – продолжил пастушок. – Вот, вроде, и всё.

Под «Тиграми» он понимал СВД – основную снайперскую армейскую винтовку, известную в гражданском обиходе как охотничий карабин «Тигр».

– Молодец, – похвалил Илью Егор. – Всё кончится – один «Тигр» тебе отдам. Ты как, устал? Отдохнёшь?

– Да не. Там Олег один остался. А одному – тяжело.

– А вдвоём – нет? – поинтересовался я.

– Вдвоём – нет, – убеждённо ответил пастушок. – Вдвоём весело…

Командир эскадренного миноносца Его Императорского величества сил самообороны типа «Харуна», нито кайса[9] Хиро Исидо прочитал шифровку со всё возрастающим недоумением. Вместо того, чтобы следовать к месту учений объединённых сил Австралии, Новой Зеландии и Великобритании к архипелагу Огненная Земля, где должны были проходить противолодочные манёвры, ему неожиданно было предписано выйти на рандеву с двумя траулерами типа «Сюдо Мару» к западу от Курильских островов, на долготе Хакодате. Более того, на рейде Хакодате ему надлежало заменить авиагруппу на борту – вместо противолодочных вертолётов «SH-60J Sea Hawk», которые, по НАТОвским стандартам, нёс его корабль, ему должны были поставить два вертолёта «HH-60J Jay Hawk» – палубные поисковые и спасательные вертолёты частей береговой охраны – машины, оборудованные дополнительными баками для увеличения радиуса действия. Вместе с вертолётами на борт эсминца прибыли молчаливый офицер – итто рикуса[10] Сиро Оноши и двенадцать человек с большим запасом различного снаряжения, которое в одинаковой степени предполагало десантирование на вражеский берег как с моря, так и по воздуху. Судя по всему, эти люди не входили в состав сил самообороны, но Исидо это нисколько не взволновало. Численность сил самообороны и их состав постоянно и жёстко отслеживались американцами – «победившим союзником», и поэтому те или иные вооружённые формирования руководство страны «расписывало» между различными силовыми ведомствами.

Суда, с которыми должен был повстречаться эсминец, также были не простыми траулерами. Именно с их постройки началась серия эсминцев типа «Харуна». Бо?льшая часть технических решений была обкатана инженерами и судостроителями Страны восходящего солнца именно на этих кораблях, имевших совершенно мирное предназначение, подобно тому как в тридцатые годы сельскохозяйственные машины послужили моделями для ходовой части будущих танков Третьего рейха.

Траулеры типа «Сюдо Мару» имели, в придачу, при некоторых режимах работы двигателей такой же гидроакустический и радиолокационный почерк, как и тот, которым обладали эскадренные миноносцы типа Z. Поэтому Исидо пришёл к выводу, что объединение всех этих кораблей в одно соединение отнюдь не случайно. Поэтому он предпочёл находиться далеко за горизонтом в то время, когда русские высаживали с вертолёта на борта траулеров своих наблюдателей, которые должны были следить за тем, как проходит лов минтая в пределах 200-мильной экономической зоны России.

Сам эсминец для своего присутствия поблизости российских берегов имел вполне мирное прикрытие – изучение циркуляции внутренних течений охотоморского бассейна. Несмотря на необязательность такого шага, руководство сил самообороны поставило в известность российский ВМФ о присутствии своего одиночного боевого корабля в сфере влияния «Северного соседа».

– Как проглотили это русские? – спросил старшего помощника за ужином второй штурман Сибата Акасугэ.

– Как всегда. Скривили недовольную мину. Им всегда не нравится, когда мы описываем круги, по морю или по воздуху, вокруг наших северных территорий. Но сделать они ничего не могут, разве что послать следить за нами дизельную субмарину из Магадана. Если они там ещё остались. Кто у нас в ближайших окрестностях из соседей?

– Не очень много кого. Шесть польских траулеров продолжают ловить минтай в пределах «нейтрального прямоугольника». Четыре норвежца ведут лов недалеко от нас, по согласованию с русскими. В трёхстах милях юго-восточнее в Охотском море у берега болтается ледокол.

– Ледокол? Во имя богов, что делает ледокол в Охотском море в конце июня?

– Русские – странные люди, Ваше высокоблагородие. Но у меня впечатление, что они используют его как взлётную палубу для вертолёта, который им зачем-то понадобился у своих берегов.

– Там что, негде поставить вертолёт на берегу?

– Фактически негде, Ваше высокоблагородие. Если им требуется провести какие-нибудь исследовательские работы между Хохотском и Орхояном, то любая воздушная машина вертикального взлёта выработает весь свой запас топлива на подлёте к району исследований. Проще поставить такую передвижную площадку – это даёт огромную свободу манёвра.

Утра как такового здесь, в северном Приохотье, и не было. На этой широте стояли классические «белые ночи», столь хорошо знакомые нам по стихам поэтов ленинградско-петербургской школы. Вместо ночи часа четыре стояла серая полупрозрачная мгла, которая затем освещалась лучами восходящего светила. Это, конечно, был не круглосуточный полярный день, но мы уже находились в достаточно высоких широтах, чтобы сноровистый человек мог двигаться по чистой местности практически круглосуточно.

Мы с Егором спали попеременно, и когда он тронул меня рукой за плечо, то я решил, что настала моя очередь дежурить.

На самом деле мы не уходили очень далеко. За сутки преодолевали семь – максимум десять километров. Переодетые в нашу одежду и обувь молодые ламутские пастухи месили тундру в низине, стараясь выглядеть вконец заблудившимися и обезумевшими от этого людьми. При этом они старательно выбирали