— Да, но из Псевдопо…

— А, эти! Высокомерное стадо! Немного музыки — кому от этого плохо? Особенно, — мэр пристально посмотрел на Глода. — Если это в общественных интересах. Пропусти их, капитан.

Сьюзан вскочила в седло.

Она знала это место. Она даже видела его однажды. Теперь здесь появилось несколько новых изгородей вдоль дороги, но оно все еще было опасным.

Она знала и время.

Аккурат перед тем, как этот поворот назвали Кривой Мертвеца.

— Привет, Квирм!

Бадди ударил по струнам и принял позу. Слабое белое сияние, как от дешевых блесток, обрисовало его силуэт.

— Ух-у-ху!

Приветствие перешло в привычный вал звука.

«Раньше мне казалось, что можно быть убитым людьми, которым ты не нравишься, — думал Глод. — Теперь я вижу, что вполне вероятно погибнуть из-за людей, которые тебя любят.» Он опасливо осмотрелся. Вдоль стен были расставлены стражники — капитан оказался не дурак. Надеюсь, что Асфальт держит наготове телегу и лошадей, как я его просил.

Он посмотрел на Бадди, сверкающего в лучах рампы.

«Пара вещей на бис — и бегом через черный ход прочь отсюда,» — думал он. Большая кожаная сумка была прикована к ноге Клифа. Всякий, кто схватиться за нее, обнаружит, что тащит за собой барабанщика весом в тонну.

«Я ведь даже не знаю, что мы собираемся играть. И никогда не знал, просто дуешь себе и — вот оно. — Никто не докажет мне, что так и должно быть.»

Бадди крутанул рукой наподобие дискобола и мощный аккорд, сорвавшись со струн, накрыл публику.

Глод поднес к губам свой горн. Звук напоминал горящий черный бархат в комнате без окон.

Прежде чем чары Музыки Рока заполнили его душу, он подумал: «А я ведь умру. Это часть музыки. Я очень скоро умру. Я уже чую свою смерть. Каждый день. Она все ближе и ближе.»

Он еще раз посмотрел на Бадди. Парень прочесывает публику взглядом, будто выискивая кого-то в визжащей толпе.

Они играли «Случилась Большая Тряска». Они играли «Дай мне Музыку Рока». Они сыграли и «Тропинку на Небеса» (и сотня слушателей поклялась завтра сразу с утра купить гитару).

Они играли с сердцем и особенно — с душой.

Они пошабашили после девятого бисирования. Толпа все еще топала ногами, когда они забежали в уборную, пролезли через окно и выпали на аллею.

Асфальт опорожнил в кожаную сумку пакет.

— Еще семьсот, — сказал он, подсаживая их на телегу.

— Отлично, а мы заработали еще по десять долларов каждый, — сказал Глод.

— Скажи это мистеру Достаблю, — посоветовал Асфальт, когда они с грохотом пронеслись через ворота.

— Скажу.

— Это не важно, — вмешался Бадди. — Иногда ты делаешь это ради денег, а иногда — ради шоу.

— Ха! — Глод полез под сидение. Асфальт припрятал там два ящика пива.

— Завтра Фестиваль, ребята, — прорычал Клиф. Ворота уже растаяли позади, но они до сих пор слышали топот.

— После этого мы сразу заключим новый контракт, — заявил Глод. — С целой кучей нулей.

— Куча нулей у нас и так есть, — отозвался Клиф.

— Ага, только перед ними маловато других цифр. Так, Бадди?

Они оглянулись назад. Бадди спал, гитара покоилась у него на груди.

— Как свечку задули, — сказал Глод.

Он повернулся вперед. Дорога расстилалась перед ним в слабом свете звезд.

— Ты говорил, что ты хочешь просто работать, — сказал Клиф. — И не хочешь никакой славы. Ну и как тебе все это беспокойство насчет золота? Все эти девушки, которые швыряют на сцену свои кольчуги?

— Я бы справился и с тем, и с другим.

— А я бы предпочел простой карьер, — сказал тролль.

— Да ну?

— Ага. В форме сердца.

Темная, ненастная ночь. Карета — уже без лошадей — проламывает хлипкую, бесполезную ограду и крутясь летит в пропасть. Ни разу не ударившись о стены ущелья, она достигает сухого русла реки далеко внизу, где и разлетается на кусочки. Затем масло из каретных ламп вспыхивает, и происходит мгновенный взрыв, из недр которого — поскольку даже в трагедиях есть определенная неизменность — вылетает горящее колесо.

Самым странным для Сьюзан было то, что она ничего не почувствовала. У нее могли бы появиться грустные мысли, поскольку они должны появляться в данных обстоятельствах. Она знала, кто был в этой карете. Но ведь все уже произошло. Они ничего не могла сделать, чтобы предотвратить катастрофу, ведь если бы она предотвратила ее, ее бы не случилось. Но она только что видела, как она произошла. Значит, она не могла ее предотвратить. Значит, она произошла. Она чувствовала, как логика происходящего заваливает ее, как будто грудой огромных свинцовых плит.

Возможно, существовало такое «где-то», где ничего и не произошло. Возможно, карета свалилась не так, возможно, подвернулась спасительная скала, возможно, она вообще поехала другой дорогой; возможно, кучер вовремя вспомнил об опасном повороте. Но все эти возможности оказались не реализованы. Это знание не принадлежало ей. Оно принадлежало разуму, гораздо, гораздо более древнему.

Иногда все, что вы можете сделать для людей — это просто соприсутствовать.

Она отвела Бинки в тень от утесов и стала ждать. Через минуту или две раздалось цоканье копыт по камню и лошадь со всадником поднялась по почти вертикальной тропе из ущелья.

Ноздри Бинки расширились. В парапсихологии нет термина для того неприятного ощущения, которое возникает у вас в присутствии себя самого. [30].

Сьюзан наблюдала, как Смерть спешился и замер, опершись на косу и глядя вниз, на речное русло.

Она подумала: но ведь он-то мог что-то сделать.

Разве нет?

Темная фигура выпрямилась, но не обернулась.

— ДА. КОЕ-ЧТО Я МОГ БЫ СДЕЛАТЬ.

— Откуда, откуда ты знаешь, что я здесь?..

Смерть в раздражении взмахнул рукой.

— Я ПОМНЮ ТЕБЯ. И ПОСТАРАЙСЯ ПОНЯТЬ ВОТ ЧТО: ТВОИ РОДИТЕЛИ ЗНАЛИ, ЧТО ТАКИЕ ВЕЩИ СЛУЧАЮТСЯ. СЛУЧИТЬСЯ МОЖЕТ ВСЕ, ЧТО УГОДНО. ИЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, Я НЕ ГОВОРИЛ ИМ ОБ ЭТОМ? НО ПОДАРИТЬ ЖИЗНЬ Я НЕ МОГУ. Я МОГУ ПОЖАЛОВАТЬ ТОЛЬКО …ДЛЕНИЕ. НЕИЗМЕННОСТЬ. А ДАРИТЬ ЖИЗНЬ СПОСОБНЫ ЛИШЬ ЛЮДИ. И ИМ ХОЧЕТСЯ БЫТЬ ЛЮДЬМИ, А НЕ БЕССМЕРТНЫМИ. ЕСЛИ ТЕБЕ ОТ ЭТОГО ЛЕГЧЕ, ОНИ ПОГИБЛИ МГНОВЕННО. МГНОВЕННО.

Я должна спросить, подумала Сьюзан. Я должна сказать это, иначе я не человек.

— Я могла бы вернуться и спасти их?.. — только легкая дрожь в голосе показывала, сколь много значит для нее ответ.

— СПАСТИ? ДЛЯ ЧЕГО? СПАСТИ ЖИЗНЬ, КОТОРАЯ ИССЯКЛА? ВСЕ ПРИХОДЯТ К СВОЕМУ КОНЦУ. Я ЗНАЮ ЭТО. ИНОГДА Я ДУМАЮ ИНАЧЕ, НО КТО Я ТАКОЙ ПОМИМО СВОЕГО ДОЛГА? ТАКОВ ЗАКОН.

Он вскочил в седло и, так и не обернувшись к ней лицом, пустил Бинки вскачь через ущелье, прочь от нее.

За конюшней на дороге Федры спокойно стоял стог сена. Неожиданно его вспучило и из глубин его донеслись приглушенные проклятия. Через долю секунды они сменились приступом кашля и еще более