Сейчас парк был почти полностью забит народом, невзирая на то, что смотреть пока что было не на что, за исключением рабочих, сколачивающих большую сцену над озером. Пространство позади нее было огорожено лентами из мешковины, натянутыми на колья.

Время от времени возбужденные люди проникали за ограждение, а сразу затем — в озеро, не без помощи троллей Хризопраза.

Среди репетирующих музыкантов Грохт и его группа сразу бросались в глаза, в частности потому, что Грохт сидел без рубахи, чтобы дать Джимбо возможность обработать его раны йодом.

— Я думал, ты шутишь, — рычал он.

— Я же сказал, что он у тебя в спальне, — оправдывался Подонок.

— Ты думаешь, я смогу играть на гитаре в таком состоянии? — спросил Грохт.

— Ты в любом состоянии не можешь на ней играть, — заметил Простак.

— Я хочу сказать, вы только посмотрите на мою руку. Только посмотрите.

Они посмотрели на его руку. Мама Джимбо, обработав раны, натянула на нее рукавицу. Раны были не слишком глубокие, поскольку только очень тупой леопард будет спокойно ждать, пока с него снимают штаны.

— Рукавица, — сказал Грохт ужасным голосом. — Вы слышали когда-нибудь о серьезных музыкантах в рукавицах? Как я вообще буду играть на гитаре в варежке?

— Как ты вообще собирался на ней играть?

— Не понимаю, чего я с вами тремя связался? — вопросил Грохт. — Вы тормозите мой музыкальный рост. Я подумываю уйти и основать свою собственную банду.

— Не выйдет, — заявил Джимбо. — Потому что тебе не удастся найти никого хуже нас. Давай скажем прямо: мы никуда не годимся.

Он озвучил потаенную общую мысль. Остальные музыканты вокруг них были, по правде говоря, очень плохи. У некоторых из них были минимальные музыкальные способности, другие вообще не умели играть. Но среди них не было барабанщиков, которые не попадают по барабанам и басистов с чувством ритма, свойственным скорее дорожно-транспортному происшествию. И в основном они придерживались какого-то одного названия. Это могли быть совершенно прозаические названия, вроде «Большой Тролль и Еще Какие-то Тролли» или «Высокие Гномы», но по крайней мере они знали, кто они есть.

— Как насчет «Мы Банда Отбросов»? — спросил Простак, засунув руки в карманы.

— Может, мы и ужасны, — огрызнулся Грохт. — Но мы ужасны по-роковому.

— Так, так, ну и что тут происходит? — спросил Достабль, пробираясь через мешковину. — Что вы вообще тут делаете?

— Мы же в программе, мистер Достабль, — кротко объяснил Грохт.

— Как вы можете быть в программе, если я даже не знаю, как вы называетесь? — сказал Достабль, раздраженно махнув в направлении постеров. — Разве там есть ваше название?

— Вероятно, мы относимся к «Паддерживающим Бандам», — сказал Простак.

— Что случилось с твоей рукой? — спросил Достабль.

— Подрался с лосинами, — объяснил Грохт, зыркнув на Подонка. — Правда, мистер Достабль, дайте нам еще один шанс.

— Посмотрим, — ответил Достабль и зашагал прочь.

Он был слишком доволен, чтобы спорить. Сосиски в тесте разлетались со страшной скоростью, но доход с них покрывал только мелкие траты. Оказывается, на Музыке Рока можно было делать деньги такими способами, о которых он никогда и не думал, а С.Р.Б.Н. Достабль думал о деньгах все свое время.

Например, майки. Они были пошиты из такой дрянной и тонкой хлопчатобумажной ткани, что при хорошем освещении были почти не видны и растворялись в воде.

А он уже продал шесть сотен таких! По пять долларов штука! Все, что для этого потребовалось — это закупить их в Клатчской Оптовой Торговле по десятку за доллар и заплатить Чалки за печать — по полдоллара каждая.

Чалки же, с несвойственной троллям инициативностью, уже успел напечатать свои собственные майки. Они гласили:

ТщаЛКи,

12 Чисов

И Все Гатово.

И люди покупали их, платили деньги за то, чтобы рекламировать мастерскую Чалки.

Достабль в самых радужных мечтах не мог представить, что мир будет работать вот так. Все равно что смотреть, как овца сама себя стрижет. Что бы ни стало причиной этого перерождения законов коммерции, он приветствовал это обеими руками.

Он уже продал идею обувщику Отбойлеру с Новосапожной [31] , и сотня маек в момент разлетелась с прилавков — что было крайне нетипично для отбойлерской торговли. Люди расхватывали одежку только потому, что на ней было что-то написано! Он делал деньги. Тысячи долларов в день! И сотня звуколовок выстроилась перед сценой в ожидании голоса Бадди. Если все пойдет в том же духе, через несколько биллионов лет он будет богат так, как ему и не снилось!

Да здравствует Музыка Рока!

И только одно облачко омрачало эти блистательные перспективы.

Фестиваль должен начаться в полдень. Достабль планировал выпустить первыми множество банд помельче и поплоше — то есть, все, какие тут были — чтобы закончить его Бандой. Поэтому не было никакого резона беспокоится оттого, что Банды до сих пор нет здесь. Но их до сих пор не было. Достабль беспокоился.

Маленькая темная фигурка рыскала по берегам Анка, двигаясь так быстро, что размазывалась в воздухе. Она носилась отчаянными зигзагами вперед и назад, постоянно принюхиваясь.

Люди не могли ее видеть. Зато они видели крыс. Черные, бурые и серые, они покидали пристани и приречные склады и бежали друг по дружке в неуклонном стремлении оказаться отсюда как можно дальше — и как можно скорее.

Стог содрогнулся и произвел на свет Глода.

Он выкатился на землю и застонал. Мелкий дождик орошал окружающую местность. Он посмотрел вверх, окинул взглядом бесконечные поля и на минутку скрылся за изгородью.

Спустя некоторое время он рысцой вернулся назад, обыскал стог, нашел участок с повышенной комковатостью и отвесил по нему несколько пинков подкованным башмаком.

— Оу!

— Точно, — подтвердил Глод. — Доброе утро, Клиф. Привет, мир! Не думаю, что я хочу так жить — вся эта капуста, скверное пиво, все эти постоянно докучающие крысы.

Клиф выбрался наружу.

— Должно быть, перебрал испорченного хлорида аммония вчера вечером, — сказал он. — Моя макушка на месте?

— Да.

— Жалко.

Они выволокли за ноги Асфальта и привели его в чувство несколькими мощными ударами.

— Ты наш дорожный менеджер, — заявил Глод. — Ты должен следить, чтоб нам не было причинено никакого вреда.

— Ну, я так и делаю, — ответил Асфальт. — Я не избиваю вас, мистер Глод. Где Бадди?

Они обошли стог, тыкая во все выпуклости, но не обнаружили ничего, кроме сырого сена.

Они нашли его не слишком далеко, на небольшой возвышенности. Здесь росло несколько падубов, искривленных постоянно дующими ветрами. Он сидел, прислонившись к одному из них спиной, с гитарой на коленях, и мокрые волосы облепили его лицо.

Он спал и весь вымок.

Дождь играл на его гитаре.

— Конченый парень, — сказал Асфальт.

— Нет, — возразил Глод. — Он сражен той странной силой, что вела его незнаемыми путями.

— Ну, я и говорю — конченый.