случае, Бог всегда поджидал, притаившись у вас под подолом. Но у нас с Господом есть некоторые расхождения…
Эльвира резко поднялась, приблизилась к Дон Хуану.
— А я? — спросила она гораздо более хриплым голосом, словно птицы страсти, свившие гнездо у нее внутри, теперь запели в ее горле. — Представь, что не прошло столько лет, что ты не убил моего отца или, допустим, я об этом не знаю. Забудь о моем немолодом лице и печальном голосе. Ты поднялся к моему окну, и губы мои трепещут надеждой. Взгляни на меня. Я несу тебе всю любовь, которую моя душа может дать, и все счастье, которое может дать моя плоть. И ты… еще не отверг меня.
Дон Хуан спокойно отступил.
— Это может показаться странным, — ответил он ледяным тоном, — но самые важные решения я обычно принимаю быстро.
Она снова заплакала, закрыв лицо руками. Голос ее дрожал.
— Трус! И трусом был всегда! Ты храбр только с продажными девками! А любовь пугает тебя, и ты бледнеешь, словно пред ликом смерти.
— Хуже, Эльвира, хуже. Смерть мне безразлична. Я несу ее внутри с того дня, когда вытащил шпагу из ножен и обратил против твоего отца. Она неотступно со мной, дремлет в моем сердце, и я знаю, что в любой миг она может увлечь меня за собой. Но любвь неведома мне. Я готов объяснить тебе…
— Мне? Я столько лет горю на медленном огне! Жду тебя каждую ночь на том же самом месте, забыв о чести, забыв обиду… Я соглашусь выслушать тебя только тогда, когда ты увезешь меня с собой иль останешься рядом навсегда. — Эльвира повисла у него на шее и заговорила, терзая ему губы поцелуями. — Пускай потом ты покинешь меня, никогда больше не вспомнишь, подари мне хотя бы воспоминание об истинной любви.
— Ах, так ты уже забыла и о Боге, и о грехе?
— В ту ночь я забыла о них, а сегодня чувствую то же, что и тогда.
— Но, девочка моя, надо помнить о них, помнить непрестанно. Я только и думаю о них… тоже с той самой ночи.
Дон Хуан говорил тоном учителя, отчитывающего ученицу. Эльвира резко оттолкнула.
— Я ненавижу тебя!
— Вот это другой разговор. Так мы лучше поймем друг друга.
— Я подниму против тебя всю Севилью! Они поволокут тебя по мостовым!
— Но я не сделал им ничего плохого… и они боятся меня.
— Я своей рукой убью тебя!
Эльвира повернулась к двери. Дон Хуан снял с вешалки шляпу и протянул ей.
— Надень. Она тебе идет. А если хочешь маску… — Он нагнулся, чтобы поднять ее, и одновременно спросил: — А та иудейка, донья Соль, что сталось с ней?
Эльвира протянула руку за маской.
— Она умерла смертью, которую заслужила. На костре.
— Как тривиально!
Дверь за Эльвирой захлопнулась. С другой стороны вышел Лепорелло.
— Женщин понять невозможно.
— Не паясничай!
— Эта максима — часть моей личной философии. Женщины напоминают мне морские волны. Разве кто сумел дознаться до смысла их движения? Разве кто разгадал, почему так бескрайне море, почему в нем кроется столько тайн? Но мы все равно купаемся в море, а иногда садимся на корабль и пускаемся в плавание. С женщинами происходит то же самое: они бескрайни, загадочны и переменчивы. Невозможно дознаться, что происходит у них внутри или куда их двинет; но до поры до времени они позволяют использовать себя для великолепнейших плаваний. Весь секрет состоит в том, чтобы не задавать им лишних вопросов.
— Ты, кажется, читаешь мне наставления?
Лепорелло засмеялся было, но потом порывисто прижал руки к груди.
— Просто я знаю в этом толк, хозяин.
— Но не больше моего.
— Chi lo sa? До сих пор мы не мерялись нашими знаниями. Я все старался подлаживаться под сеньора и отвечать, как подабает смышленому слуге. Но нынче особый день, может, самый важный из всех… для нас обоих. Последствия того, что совершите вы, коснутся и меня. Посему…
Дон Хуан неспешно приблизился к нему.
— В твоих словах таится намек, или я просто плохо понял тебя?
— Скорее, первое, хозяин. С чего бы вам меня не понять?
— Тогда говори прямо.
— Вот такой Дон Хуан мне по вкусу! — восторженно воскликнул Лепорелло. — Все карты непременно открыты, даже если предстоит игра с дьяволом. И я тоже открою свои. Ведь сегодня может много что случиться. Вернее сказать, сегодня может случиться все — до конца.
— Все до конца?
— Да, хозяин. Даже самое последнее. Вот я и должен подумать о своем будущем.
Дон Хуан со смехом похлопал его по спине.
— Я не забуду тебя в завещании… тебе будет оставлено достаточно… за твою верность.
— Сеньор не так меня понял. Я имел в виду вот что: если сеньор помрет, мне придется следовать за ним и в мир иной.
— Да разве я о том прошу? Смерть — дело приватное, а за гробом слуги не требуются. Хоть в преисподней, хоть на небесах — полный пансион.
— Сеньор не может судить, что бывает нужно, а что нет за гробом.
— А ты?
Лепорелло отступил на шаг назад.
— Сеньор желает, чтобы я открыл все свои карты?
— Разумеется.
— Тогда, надеюсь, вам достанет взглянуть мне в глаза.
Дон Хуан схватил Лепорелло за плечи и вонзился в него взглядом.
Потом грубо отпихнул от себя.
— Во взгляде твоем — бездна, а на дне ее сияние вечности. Ты ангел или бес?
— Бес, к вашим услугам. Ангел тоже должен быть где — то рядом, но за двадцать лет, что я провел при сеньоре, я так и не опознал его.
— Преисподняя оказала мне великую честь. Как звать тебя?
— К чему вам имя? А вот тело, которое мне так пригодилось, вы всегда называли Лепорелло.
— Зачем ты явился? И должен ли я признать, будто то, что считал своими поступками, было всего лишь твоими кознями? И я ускользнул от Бога, чтобы запутаться в бесовских сетях?
— Не тревожтесь, сеньор. Я лишнего себе никогда не позволял. Помогал вам порой, но в целом довольствовался ролью свидетеля. Таков был данный мне приказ. Преисподняя отнеслась к сеньору с большим почтением, хотя теперь не время обсуждать резоны. И я, находясь при вас, не смел покуситься на вашу свободу. Я сохранил бы инкогнито до конца, но в том — то и дело, что конец подступил вплотную. Нынче ночью сеньору без меня не достичь задуманного.
— Да ведь я сам еще не ведаю, что мной задумано. А ты разве уже угадал? Я мчался в Севилью, влекомый слепой надеждой; но теперь отчего — то надежду эту теряю.
— Так выйдем же ей навстречу. Разве не так мы не раз поступали?
— Выйти… Куда же?
— Важно не куда, а по какой дороге. Вот для этого — чтобы указать вам путь — я здесь и нахожусь.
Лепорелло очень быстро приблизился к большому зеркалу в золоченой раме и открыл его, словно окно. Внутри рамы зияла черная пустота. Где — то за сценой загрохотал гром. Дон Хуан попятился назад,
