— Мне пришло в голову, что так мы будет совсем одни.
— Одни? О чем это ты?
— Одни — ты и я. И луна не станет нас освещать, и…
Адам уселся на пол.
— Ты ведь знаешь, что в этот час все Мироздание отдает себя любви, а мы, здесь, впитываем этот чудесный поток и дарим его Господу… Раньше я знал, что значит быть одному. Теперь одиночество невозможно, а кроме того — достойно осуждения с моральной точки зрения.
Ева состроила недовольную гримаску.
— Ты любишь меня не ради меня самой. Тебе важней дальний трепет какой — то звезды, чем кровь в моих венах. Ты соединяешься со мной из послушания, а не потому, что я тебе нравлюсь. Ты делаешь это будто по обязанности.
— Я делаю это, потому что Господь указал мне, что именно так я должен любить тебя, и потому что в моей любви к тебе сокрыта вся земная и небесная любовь.
— А мне нет дела ни до небес, ни до земли. Меня интересуешь только ты.
Адам нахмурился.
— Что ты мелешь! Чтоб я больше не слыхал подобного вздора!
В полумраке пещеры Ева принялась всхлипывать. Она отбежала в угол, легла, а когда Адам подошел и хотел приласкать ее, отказалась принять его ласки.
— Нет. Сегодня — нет.
— Но жена!
— Нет, Адам. У меня голова болит.
— Но что же завтра скажут?..
— Ах, тебе важно только это! Что скажет завтра твой Господь? Что скажут соседки — иволги, белки из ближнего леса и форель в пруду? А до меня тебе дела нет?
Ева совсем взбеленилась. Адам в отчаянии забился в дальний угол пещеры и оттуда слушал, как плачет Ева, и у него душа разрывалась на части. Он вышел из пещеры, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Иволга — соседка, белки из ближнего леса, форель из пруда подступили к нему с расспросами:
— Что — то случилось сегодня ночью, Адам?
— Ничего. У Евы немного болит голова.
Из ночной тьмы миллионы влюбленных глаз задавали ему тот же вопрос. Адаму стало стыдно и он вернулся к Еве. Ева то притворялась спящей, то повторяла отказ.
— Только если…
— Что?
— Только если ты сделаешь это так, как я тебя попрошу. Забыв обо всех остальных и думая только о нас. Замкнув врата наших сердец для любви всего Мироздания, ведь нам до них нет никакого дела.
— Но это чудовищно, Ева! Так нельзя!
Во мраке пещеры тело Евы, напитанное ласками, трепетало от желания, и аромат его возбуждал Адама. А Ева, то уступая Адаму, то отказывая ему, говорила:
— Всего один раз! Всего на мгновение! Я хочу стать для тебя твоим божеством и твоим мирозданием, как ты для меня!..
— Только один раз? Обещаешь?
Ева улыбнулась в темноте. Она приоткрыла губы, потянулась к Адаму.
— Клянусь.
Адам, сгорая от нетерпения, обнял ее. И несколько мгновений спустя глубокий стон, жуткий стон исторгли все творения Господни — животные, растения и минералы; тела земные и небесные, водяные и воздушные, словно лопнули струны в сердце Вселенной. В сельве лев вдруг кинулся на мирно пасущуюся корову и пожрал ее; в воздухе кондор устремился за голубкой, и ее белые крылья потемнели от крови; в пучине морской в первый раз большая рыба проглотила малую. Самые дальние звезды начали блекнуть, и все живые существа почувствовали, что жизнь горька, и с ненавистью огляделись вокруг…
И родился яд на языке змеи и в жале насекомых. С неба ударила молния и расщепила надвое ствол дуба; и огонь полыхнул на лес, загорелись растения, и испепелились бедные маленькие зверьки. За границами Рая вздрогнула земля, разверзлись трещины в почве, а воздух осквернился зловонными газами.
Какая — то собака утопла в пруду, а от съеденного ореха заболел желудок у антропоида. Долгоносик потравил пшеницу, а червь проник в сердцевину яблока. Червь точильщик поселился в древесине… И так далее, и так далее.
А в темной пещере Ева обнимала Адама.
— Адам, что случилось с тобой? Я не чувствуя тебя! Почему мое наслаждение остается в теле моем, Адам? Почему не доходит до меня твоя радость?