Марико улыбнулась этой мысли. Она звала, что Алекс и Джоанна подходили друг другу, и ей приятно было видеть, что несмотря ни на что, они сближаются всё больше. По каким-то причинам Марико верила, что их женитьба будет иметь благотворное влияние на её собственную судьбу. Она не знала, почему так думала и что при этом имела в виду. Здесь больше действовала интуиция, нежели рассудок. Как бы она там ни думала, но чувствовала, что их женитьба будет залогом её собственных надежд, что без их счастья её собственное будет невозможно.

Марико покончила с бутербродом, допила свой чай и сказала:

- Теперь, когда вы имеете идентичные отпечатки, что вы будете делать? Позвоните сенатору и расскажете ему?

- Думаю, что да, - сказала Джоанна, хотя эта идея явно беспокоила её.

- Нет, - сказал Алекс, - мы не скажем ему. Пока ещё рано.

- Почему нет? - спросила Марико.

Алекс, помешивая чай, задумчиво смотрел в свою чашку, как будто ища там ответ о будущем. После долгого колебания он произнёс:

- Мы пока не скажем ему, потому что у меня есть некоторые подозрения по поводу его участия в этом деле.

- Его участия? - спросила Джоанна.

- Каким образом? - поддержала её Марико.

- Мне кажется, что он знает, что вы здесь в Киото, - сказал Алекс Джоанне. - Думаю, он знает и всегда знал, кто похитил его дочь. Вполне допустимо даже то, что именно сенатор подстроил это похищение.

- Но, ради всего святого, зачем? - воскликнула Джоанна.

- Я не знаю.

- Тогда как вы можете говорить...

Он остановил Джоанну, взяв её руку в свою, и Марико улыбнулась.

- Я вам говорил, - произнёс Алекс, - это всего дашь подозрения. Но чертовски сильные. А я научен опытом прислушиваться к своим предчувствиям. Кроме того, это всё расставляет на свои места и объясняет некоторые вещи.

- Какие, например? - поинтересовалась Джоанна.

- Например, откуда вы получили такие большие деньги, - сказал Алекс. - Теперь мы знаем, что они пришли не из поместья Рандов и не в виде страховки Роберта Ранда.

Марико отставила свою чашку и промокнула губы салфеткой.

- Извините меня, пожалуйста, - сказала она. - Я очень устала и поэтому не совсем поняла, что вы говорите. Вы сказали, что сенатор похитил свою собственную дочь из загородного дома на Ямайке, передал её людям, которые промыли ей мозги, и устроил, чтобы она обосновалась на новом месте под новой личиной. Затем он взял более ста пятидесяти тысяч долларов собственных денег и переправил их в виде подложной выплаты по страховому полису и ложного наследства. То ли это, что вы рассказали нам?

Алекс кивнул.

- Я не притворяюсь, что не знаю почему, и у меня нет никаких доказательств. Но я больше чем наполовину убеждён в этом. Более того, это единственное объяснение, которое я вижу на сегодняшний день. Откуда ещё могли прийти эти деньги?

В замешательстве Марико произнесла:

- Но как отец мог решиться на такое в отношении своей дочери? Как он мог быть счастлив, если не мог видеть её? Как он мог радоваться полноте жизни, если не мог разделить с ней её будущее?

- Здесь, в Японии, - сказал Алекс, - вы понимаете преемственность поколений. Вы очень сильно чувствуете ценность семьи. Но это не всегда так в других частях мира. Там, где я родился, у некоторых родителей инстинкты львов-одиночек: в определённых обстоятельствах они способны на определённый каннибализм, они пожирают своих отпрысков. Вижу, вы сомневаетесь, но я говорю вам это из собственного опыта. Мои родители были алкоголиками. Они почти уничтожали меня как эмоционально, так и физически. Они били, резали меня и причиняли мне вред сотнями разных способов. Они были зверями.

- У нас тоже иногда встречаются такие.

- Но гораздо реже.

- Даже один - слишком много. Но то, что сделал отец Джоанны... Это выходит за рамки моего понимания, - произнесла Марико, глубоко опечаленная мыслями об этом.

Алекс улыбнулся так очаровательно, что на мгновение Марико пожалела, что не встретила его раньше Джоанны. Он сказал:

- Это выходит за рамки вашего понимания, потому что вы так утончённо цивилизованы, Марико- сан.

Она покраснела и приняла этот комплимент медленным кивком головы.

- Но есть кое-что, что вы не принимаете в расчёт, - сказала Джоанна Алексу. - Сенатор нанял вас, чтобы найти его дочь. На эти поиски он истратил целое маленькое состояние. Зачем он так делал, если все это время знал, где она находится?

Подлив себе ещё чая, Алекс сказал:

- Чтобы запутать следы, вот почему. Он играл роль понёсшего тяжёлую утрату отца, который не остановится ни перед чем и не пожалеет ничего, чтобы вернуть своего ребёнка. Кто мог заподозрить его? А он мог позволить себе играть в такие дорогие игры: у него намного больше миллионов, чем у меня.

Джоанна помрачнела:

- То, что он сделал со мной, если он сделал это со мной, не было игрой, - сказала Джоанна.

- Здесь я не спорю с вами, - произнёс Алекс.

Тогда, пару минут назад, Алекс взял руку Джоанны, теперь она непроизвольно коснулась его. И снова Марико, держа двумя руками свою чашку чая, с наслаждением наблюдала за ними. Джоанна сказала:

- Алекс, тогда в среду днём, в такси, когда вы впервые упомянули это имя - Томас Шелгрин - вы дали ясно понять, что он не нравится вам.

- Или я не доверяю ему, - сказал Алекс.

- Почему нет?

- Он манипулирует людьми.

- Разве не все политики такие?

- Я не обязан любить их за это.

- Но они всегда будут с нами.

- Также мы все когда-нибудь встретим смерть, но иногда я чувствую себя лучше, если отгорожусь от неё. Шелгрин более гладкий, чем большинство политиков. Он скользкий.

Алекс взял себе сэндвич, поколебался и, не кусив, положил его на место. Кажется, он потерял аппетит.

- Я общался с Шелгрином достаточно долго и в жизни никогда не видел более расчётливого и так тщательно контролирующего себя человека. В конце концов, я подсчитал, что он пользовался всего лишь четырьмя выражениями лица, которые надевал на публике: трезвый, внимательный взгляд, который он использовал, когда хотел внушить, что внимательно прислушивается к взглядам избирателей; отеческая улыбка, которая морщила все его лицо, но не проникала ни на микрон глубже; строгая холодность, когда он хотел выказать себя много работающим, деловым парнем; и печаль, которой он пользовался, когда умерла его жена, когда исчезла его дочь, и всегда, когда его звали произнести речь на похоронах кого-нибудь, кто внёс большой вклад в его избирательную компанию. Думаю, манипулирование людьми доставляет ему удовольствие даже больше, чем среднему политику. Для него это что-то вроде мастурбации.

- Фу-у! - произнесла Джоанна.

- Извините, если я выразился несколько сильно на его счёт, - сказал Алекс, - но я так чувствую. А сейчас впервые предоставилась возможность рассказать кому-нибудь. Он был солидным клиентом, поэтому я всегда скрывал свои чувства. Но несмотря на все деньги, какие он истратил на поиски Лизы, и несмотря на все его слезы по поводу пропажи его маленькой дочурки, я никогда не верил, что он был настолько опустошён этим похищением, как хотел, чтобы все думали. Он казался... пустым. Когда смотришь в его глаза, там холод, пустота.