Полковник Трастамара остался стоять, потому что его никто садиться не пригласил. Первый министр листал доклад Трастамары. Белые строки горели над черным столом. Тино Чебира, склонив голову по- птичьи, перебегал глазами со строк на Трастамару и обратно. Секунды текли, плоские буквы сменялись объемными картинками. Трастамаре было не очень удобно стоять. Ноги, поврежденные на Лене, были, как и вчера, охвачены экзоскелетами, и в том месте, где синтетическая нейроника соединялись с вегетативной нервной системой, чесалось, словно от кипятка. Первый министр освоил последнюю страницу, поднял голову и спросил:
– Э…э… – а где же показания директора филиала? Аристарха Фора?
– Его невозможно было допросить, – сказал Трастамара, – он покончил с собой.
– Это бывает, – проговорил Тино Чебира. – У нашего Станиса люди часто совершают самоубийство, если не хотят показывать то, что вам надо.
–
– Кстати, полковник, – спросил Ассен Ширт, – а почему вы так долго добирались до Митры? «Эдем» угнали семь дней назад.
Грязенепроницаемые серебристые погоны на черном кителе шефа Службы Опеки выгодно оттеняли его бледное лицо. Из-под безупречно отглаженных манжет на запястье рядом с коммом выглядывала красная точка от внутривенной капельницы. В широком, во всю стену окне была виднелась золотая макушка великого Ли. С того места, где стоял Трастамара, было хорошо видно, что великий Ли плавал у шефа Службы Опеки в ногах.
– Я был на Лене, – коротко сказал Трастамара.
– Да, кстати, – прибавил Тино Чебира, – губернатор Лены подал на вас жалобу. Какой-то местный наркобарон, сидящий сейчас в тюрьме Лены, утверждает, что вы вымогали у него долю в бизнесе, а когда он отказался – вы взяли и устроили показательный налет.
– И не только губернатор Лены, – сказал Ассен Ширт, – ознакомьтесь.
Он протянул над столом планш-сканер, и так как Станис Трастамара не двинулся с места, Тино Чебира взял планш, встал и передал его Трастамаре.
Полковник Трастамара молча пробежал документ глазами. Это были показания главного инженера «Объединенных верфей».
Показания содержали душераздирающее описание избиения и угроз, коим инженер подверся после того, как не согласился указать угонщиком Эйрика ван Эрлика. Согласно показаниям, майор Родай Син лично сломала инженеру ключицу, а всего пытки претерпели не менее десяти сотрудников верфей.
Более всего Трастамару порадовало описание смерти Аристарха Фора, исполненное подлинной художественной экспрессии и высокого драматизма. По утверждению инженера, храбрый барр категорически отказался лжесвидетельствовать, и тогда глава Оперативного Штаба, прокричав «паршивый евнух», лично выстрелил барру в голову, «так что его мозги вылетели на меня». Трастамара выделил абзац красным и вернул планшетку Ассену Ширту.
– Советую переписать, – сказал Трастамара, – а то будет глупо. Бог с ним, что свидетель не знает физиологии барров. Так ведь получается, что этого не знаю я. Совершенно позорный для Службы момент, вы не находите: начальник Оперативного Штаба не знает, что вышибить барру мозги из головы никак нельзя, потому что они у него в позвоночнике.
Ассен Ширт вскочил, уже не владея собой. В глазах его бушевала плазма.
– Довольно, Станис! Вы… вы… потомок великого Ли! Вы опустились до того, что вместо расследований занимаетесь клеветой на товарищей! Вы задержались только потому, что всей мощности вашего оперативного корабля не хватило на подделку двухсот семидесяти часов цифровых записей! За истекший период Служба предотвратила двадцать восемь покушений на императора и сто сорок восемь терактов! А вы? Что сделали вы? Вот что! – и Ассен Ширт грозно потряс чипом с доносом губернатора Лены.
– Вы вымогали деньги! Вы выбивали показания! Вы… вы…
– Вы уволены, полковник, – сказал первый министр Хабилунка, – и если вы подадите в отставку добровольно, мы не станем разбираться, вправду ли вы не могли два года поймать Эйрика ван Эрлика, или получили за это деньги.
Станис Трастамара стоял неподвижно. За окном в воздухе парила отрубленная голова Ли. Трастамара почувствовал, что ноги его не держат, и вряд ли это было из-за выжженных нервов. Черные видеомушки плавали в воздухе в пяти сантиметрах от его лица. Станис Трастамара и не подозревал, что видеомушки тоже могут быть садистами.
Станис Трастамара повернулся и молча вышел из кабинета.
Письменный приказ передать в течение недели дела некоему Идание Тарете, о котором Трастамара знал только то, что тот приходится кузеном Эраду Тарете, губернатору Лены, полковник Станис Трастамара получил на комм уже на выходе из здания, во внутреннем дворике, усыпанном поразительно легким белым песком.
Светлейший Ассен Ширт молча смотрел в спину своему бывшему подчиненному, и ему было страшно. О, если бы Трастамара вздумал оправдываться или устроил скандал! Тогда все было бы в порядке, тогда можно было бы показать все вечером императору, и император, который не любит скандалов, возмутился бы и одобрил отставку.
Но Трастамара отдал честь, развернулся и вышел, и светлейшему Ассену Ширту было очень страшно. Именно поэтому он его и уволил. Не из-за разговора с Ашари, не из-за привета, переданного с Рамануссена, и даже не из-за денег, которые Идания Тарета предложил за пост начальника Оперативного Штаба. А оттого, что светлейшему Ассену Ширту всегда было страшно в присутствии Трастамары.
Это было удивительно.
Ассен Ширт был вообще-то беззаботный человек. Его не пугал ни Тино, ни первый министр, ни император. Ему не было страшно даже шесть лет назад, когда однажды ночью его вызвали к принцу Севиру и Ассен Ширт увидел племянника императора, принца Баста, лежашего навзничь, в окружении крошечных роботов, деловито счищающих с ковра кусочки мозга. «Позвони детям», – сказал тогда Севир.
Светлейший Ассен понимал, что Севир мог бы позвонить сам. Но принцу нужны были соучастники. Как гарантия безопасности. «А»… – начал Ассен. Он всего лишь хотел сказать, «а что я за это получу?», но принц поглядел на него, и Ассен молча набрал номер на комме.
Дети прилетели через пятнадцать минут. Может быть, они бы не приехали по звонку Севира, потому что они знали, что принц Севир и принц Баст не ладят между собой. Но они услышали взволнованный голос начальника Службы Опеки, и они знали, что Ассен Ширт – не из команды принца.
«Что посоветуешь?» – спросил Севир, когда все было кончено. Волосы на затылке Ассена стояли дыбом от ужаса. Он мог бы посоветовать обвинить во всем покойников. Он мог бы подтвердить, что это они напали на принца. Но он выдавил из себя только: «Позовите Трастамару». Станис Трастмара приехал, и после того, как он приехал, трупы куда-то делись. Нет тела – нет и дела, и хотя все знали, что случилось с принцем Бастом и его сыновьями, дело так и не было возбуждено.
Ассен Ширт пытался узнать, куда делись трупы, но так и не смог. И вот это-то и было самое страшное в Станисе Трастамаре. Все остальные текли, как решето. У всех остальных можно было купить зама, или помощника, или секретаря. Но Трастмара был как черная дыра: никто не знал, что внутри.
Видно было только то, что снаружи. А снаружи были рентгеновские гляделки, невозмутимое лицо и платиновые волосы с кончиками, словно намоченными в венозной крови.
Трастамара презирал его. Трастмара приносил ему потенциальную взятку от мелкого наркоторговца, по совместительству занимавшего должность губернатора Лены, и думал, что начальство обмарается и будет довольно. О нет, Трастамара не брал взяток от мелких наркоторговцев. Но он брал, Ассен Ширт не сомневался. Он брал, как будто делал одолжение, как будто брал не взятку, а законный налог, он брал хотя бы для того, чтобы содержать своих волкодавов, и он никогда, никогда не взял бы денег от Эйрика ван Эрлика просто так, чтобы набить карман, в этом Ассен Ширт был уверен. Но если бы ему хоть на секунду вздумалось использовать ван Эрлика в одной из своих дьявольских комбинаций, – он, не моргнув глазом, забыл бы о двухстах миллионах, и это-то и было самое страшное в Трастамаре.
Он был сумасшедший.
Как и его прапрадед.
И как бы ни старался скрыть Трастамара черную дыру внутри самого себя, Ассен Ширт всегда знал: