существо способно тащить на себе тонну.

В следующую секунду белый барр налетел на черного в воздухе. Тот выпустил одну из чушек; белый с победным клекотом рванулся вверх, но тут черный ударил его всем телом, белый выпустил обе, а черный, весело закричав, полетел вверх, унося в брюшных жгутах стальную чушку. Он выпустил ее, только взлетев на пятьсот метров, и чушка упала точно в центр закрашенного круга.

Белый барр приземлился, что-то рассержено стрекоча. Зрители орали. Черный рухнул спустя полминуты, совершенно без сил, распустив свои крылья по земле и вытянул когти. Он сел буквально метрах в пяти от ван Эрлика, и белый, переваливаясь, побежал к нему, встопорщив перья и выпятив набухшие белым рыльца на клюве.

Чеслав вскочил.

По его опыту, – опыту курсантских соревнований и разборок, – драка должна была неизбежно продолжиться на земле. Белый барр толкнул черного, и к тому же было не очень-то ясно, кто победил. Было только ясно, что тот, кого признают побежденным, с этим не согласится.

Сидевший на почетном месте старый самец взвизгнул и застрекотал. Белый барр остановился слева от Эйрика, завертел головой и начал бить крыльями по скале. Сведенные в сплошную кромку крылья оставляли на камне глубокие борозды.

Черный барр все так же лежал, распустив крылья. Белый барр взмахнул крыльями раз, другой, и затих.

Старейшина стрекотал вдали, советуясь с другими стариками, а потом к нему, склонив головку, подошла белая самочка.

– Что он хочет? – спросил шепотом Чеслав.

– Оба танцора устали, – отозвался ван Эрлик, – и оба хотят пить. Старейшина хочет, чтобы Драгоценный_Цветок принесла победителю воды.

Тут только Чеслав заметил, что они сидят исключительно в окружении самцов; а молоденькие самочки сбились по другую сторону костра. Если барры и праздновали разгром базы, то они совместили это с другой, куда более древней и куда более биологически обоснованной церемонией.

Драгоценный_цветок повернулась, и Чеслав впервые заметил, как хрупки баррийские самочки, и как обольстительно колышутся кончики их перьев, когда молодая баррийка идет вокруг костра, неся на прелестной головке сверкающий шар с водой.

А_рета шла по рыжей ровной скале, и взгляды всех самцов оборачивались к ней. Чеслав вспомнил, что и до этого первого самца поила какая-то самочка, но он тогда не обратил на это внимание.

Драгоценный_цветок остановилась перед ними, и все присутствующие замерли, чтобы увидеть, кому она отдаст воду: Радости_тьмы или Белоперому_парящему_в_ночном_безмолвии.

Баррийка наклонилась перед ван Эрликом, и голос ее был как серебряный колокольчик:

– Эйрик, ты долго летел, и людям плохо от такой жары. Сверкающий_славно посылает тебе воды.

Чеслав покосился на белого барра. Тот снова приоткрыл клюв, и с набухших жвал на скалу упала белая капля. Перья его встопорщились в сплошную режущую кромку. Чеслав заледенел. Как бы ни была ритуализированна внутривидовая агрессия у барров, эти ритуалы не распространялись на представителей другого биологического вида. Более того – взаимная терпимость барров обеспечивалась и поддерживалась за счет совершенной нетерпимости к другим расам.

Драгоценный_Цветок, конечно, поступила ровно так, как на ее месте поступила бы любая кокетка с двумя ногами и двумя руками, но легче от этого не было.

Ван Эрлик поклонился и принял обеими руками сосуд, а потом бережно отпил глоток.

– Садись с нами, Драгоценный_Цветок, – сказал он. – У меня нет перьев, и я не умею летать, но мне всегда приятно смотреть, как другие летают. Белоперый_парящий_в_ночном_безмолвии и Радость_тьмы лучшие игроки в черепаху, каких я видел. Счастлива та, за которую они соревнуются.

Непонятно как, но все обошлось. Эйрик ван Эрлик сидел с Драгоценным_Цветком метрах в ста от костра и о чем-то стрекотал по-баррийски. Денес носился по плато верхом на ньюфандленде, и Чеслав присматривал за мальчиком. Даже два молодых барра успокоились, подошли поближе и слушали ван Эрлика.

Подоспела еда. Памятуя историю со шнассом, Чеслав вчера вечером тихонько освежил свои познания в баррийской кухне. Не надо было быть ксеноэтнологом, чтобы при одном вгляде на барра признать в нем хищника, и Чеславу не хотелось, чтобы ему в качестве деликатеса предложили печеную ножку грудного младенца. Однако еда оказалась простой и вкусной: сочные кубики мяса из чана высшего качества.

Чеслав знал баррийский не очень хорошо. По правде говоря, весь его багаж состоял из десятка идиом: «встать!», «сесть!», «крылья по бокам!» «где прячутся террористы?», и, конечно, этого было недостаточно, чтобы понять оживленный пересвист ван Эрлика.

Чеслав внимательно вглядывался в окружавших их барров. Почти все они разбились на пары; огромные самцы порхали вокруг хрупких самочек; старики кучкой сидели в отдалении. Еще одна кучка сгрудилась возле ван Эрлика. Со стороны их можно было даже принять за счастливое семейство: молодой еще, полный сил худощавый мужчина с коротко стриженными волосами и упрямым блеском черных глаз, двое сыновей, да домашнаяя собака. «Даже мама есть», – горько подумал Чеслав, поглядывая на хохочущую А_рету.

Отец никогда не брал его на пикник. Когда Чеслав вырос, отец взял его на стажировку.

Чеслав внимательно присматривался к парам, понимая, что мало кто из людей мог похвастаться тем, что видел брачные танцы барров. Во всяком случае, ни один сотрудник Службы Опеки этого точно не видел никогда. «Интересно, они бы убили меня, если бы знали? – подумал Чеслав. – Наверняка». Почему-то эта мысль не наполнила его негодованием.

– Чеслав!

Юноша оглянулся. Ван Эрлик был уже не у костра. Он стоял чуть поодаль, у флайера, и в руках его был оранжевый рюкзак.

– Чеслав! Иди сюда! Я хотел тебе что-то показать.

Чеслав подошел. Рюкзак оказался парапланом: без страховочных патронов, без «блюдечка», – просто двадцать квадратных метров упругой ткани, собранной в оранжевые ломти. Ван Эрлик тщательно разложил его, а потом снова собрал.

– Будешь прыгать? – спросил ван Эрлик, указывая кивком на начинавшуюся в двадцати метрах расселину.

«А как мы потом поднимемся наверх?», – хотел было спросить Чеслав, но ответ был очевиден. В пяти метрах от ван Эрлика стояли два барра, черный и белый, и было ясно, что Эйрик с ними договорился. Поднять человека гораздо проще, чем поднять полутонный камень. Чеслав представил себя на месте того, склеванного, десантника.

– Конечно, – сказал Чеслав.

Его параплан был синий с желтым. Он тщательно расправил и проверил его, пока Эйрик ждал, и когда Чеслав подошел к краю пропасти, он увидел, что рыжий обрыв уходит совершенно отвесно на километр вниз, в безжизненное ущелье, перекрытое черной тенью соседней скалы. Пропасть в этом месте была шириной около трехсот метров, воздушные потоки должны были быть очень сильны.

Чеслав разбежался и прыгнул первым. Он хотел пофорсить, не раскрывая парашют как можно дольше, но когда он через несколько секунд полета переложился на спину и взглянул вверх, он увидел, что ван Эрлик уже парит, раскрыв параплан, и сам дернул трос.

Синий с желтым парус развернулся над Чеславом; его резко рвануло вверх. Воздушный поток подхватил его и чуть не ударил о скалу, но Чеслав вовремя дернул лямку, параплан развернуло и потащило вдоль ущелья.

Чеслав приземлился минут через десять, тут же погасив параплан. Здесь, на дне ущелья, было очень темно и по-прежнему жарко. Отвесные рыжие скалы уходили вверх, далеко вверху голубел кусочек неба, и в