– Вы чем-то удивлены? – спросил миллиардер.

– Признаться, да. Локры… не очень храбры, – сказал полковник, – не ожидал, что локр… может ходить над бездной.

– Локры почти не используют зрение, полковник. Они гораздо больше полагаются на радар. Мой маленький слуга не понимает, что так смущает вас в этой террасе. Она ему кажется твердой поверхностью, какова она и есть.

Миллиардер чуть улыбнулся и добавил:

– Иногда нехватка рецепторов спасает нас от многих проблем, полковник. А их изобилие заставляет нас предполагать трудности там, где их нет.

Кораллы далеко внизу казались игрушечными. На той высоте, на которой они сидели, уже ощущалась нехватка кислорода. Обычно граница воздуха и силового поля слабо мерцала: здесь пол был совершенно прозрачным.

– Это поразительное изобретение, – сказал Трастамара.

– Это не изобретение. Это просто мелкий фокус.

Они помолчали. Если приглядеться, то на той высоте, на которой они были, можно было в полдень разглядеть звезды. Трастамара и Нин Ашари молча пили чай, наслаждаясь высотой и покоем. Чай кипел, но не обжигал. На такой высоте вода должна была закипать при восьмидесяти градусах.

– Знаете, что это такое? – вдруг внезапно спросил Нин Ашари, указывая за спину Трастамары.

Полковник обернулся и увидел, что водопад за ним по-прежнему падает с неба, отделяя веранду от кабинета, и под водопадом вращается колесо.

– Эмблема вашей компании.

– Что это за устройство?

Трастамара сначала не понял вопроса. Ему не приходило в голову, что что-то, сделанное из дерева, может быть техническим устройством.

– Это мельничное колесо. Вода вращала колесо, колесо вращало жернова, а с помощью жерновов мололи муку. Но прежде всего это просто колесо. Вы знаете, когда изобрели колесо?

– Нет.

– Я тоже. Но его изобрели несколько тысяч лет назад, и с тех пор его никто не усовершенствовал. К нему приделывали обода и шины, его делали из дерева и металла; однажды из него сделали турбину, потом винт, – но принципиально улучшить этот дизайн невозможно. Вы помните, когда был открыт гипердрайв?

– Триста пятьдесят лет назад.

– А парус Хамачи?

– Двести двадцать.

– Двести двадцать, – как эхо, откликнулся Нин Ашари, – с тех пор человечество выиграло Великую Войну. Оно потеряло свою планету и получило полторы сотни чужих. Но странное дело – оно больше не совершило никаких фундаментальных открытий.

– А… локальный гиперпереход?

– Этот эффект предсказал Фридрих Хейзенхоффер двести сорок лет назад. Просто тогда не было накопителей Бэра и устройство весило бы четыреста тонн.

– Как можно выпить воду, которая уже выпита, – медленно сказал Трастамара, – как можно совершать фундаментальные открытия, когда все открыто?

– О, поверьте, полковник, в истории человечества уже много раз были эпохи, когда все уже было открыто и ясно. Наши с вами предки считали, что жертвоприношение козы может вызвать дождь, а гром барабанов прекратит солнечное затмение. Им нечего было изобретать – все было ясно.

– Мы не дикари, – сказал начальник оперативного штаба Службы Опеки. – Гиперпереход – это вам не коза.

– Вы знаете, сколько патентов регистрировалось сразу после конца войны? Две тысячи в день. А сейчас? Пятьсот в год.

– И почему же?

Нин Ашари откинулся в кресле. Его сухощавая фигурка, казалось, парила над Митрой в лучах заходящего солнца.

– Когда-то, когда человечество жило еще на Земле, у него были рабы. Рабовладельческий строй. При этом строе жили ученые, изобретавшие различные машины. Но машины не применялись, потому что рабский труд был дешевле. Вы не замечаете, что мы тоже живем при рабовладельском строе?

– Все расы Империи равны, – надменно отчеканил полковник.

– Прекратите нести чепуху. Крийны – наши рабы. Это знает любая банда подростков, которая в переулке ломает им клешни. Да и локры, если на то пошло – тоже. Технический прогресс возможен тогда, когда усовершенствование делает производство более дешевым. А труд наших рабов – роботов, локров и крийнов – так дешев, что любое усовершенствование делает производство более дорогим. Почти половина новинок приходится на императорский дворец: тут не считаются с экономией, если речь идет о более красивой или эффективной системе. Кстати, эти террасы наш холдинг тоже разрабатывал для дворца.

Нин Ашари помолчал.

– Печальная истина состоит в том, что мы используем нашу технику в течение десятилетий, практически без изменений, как использовали наши предки плуг или меч. «Эдем» был построен в конце Великой Войны. Его использовали над Крийной, над Баррой и над Харитом. Его дизайн неизменен. Единственное изменение – это «Борей-М» вместо обычных термоядерных боеголовок, а как я уже сказал – эффект ЛПГ был предсказан двести сорок лет назад.

Миллиардер откинулся в кресле, поставив чашку на стол, и та застыла, как большая фарфоровая капля, в трех с половиной тысячах метров от земли. Бледные пергаментные скулы поднялись от улыбки, глаза чуть сощурились.

– Впрочем, довольно лирики. Я благодарю вас за то, то вы лично возглавили группу, расследующую угон «Эдема». Преступники бросили вызов мне. И моей компании. Я рад, что вы пришли сюда. Могу я попросить поделиться теми данными, которые не являются секретными?

Полковник Трастамара молча протянул господину Ашари два чипа. Один содержал короткий официальный доклад об угоне «Эдема» Кровавым Псом Эйриком ван Эрликом, бунтовщиком и пиратом, голова которого была оценена империей в двести миллионов эргталеров. Другой – доклад об уничтожении базы над Баррой гипербоеголовками класса «Борей-М».

Холодные голубые глаза Нина Ашари скользили по документам со скоростью сканера.

– Это точно был ван Эрлик? – спросил Ашари.

– Без сомнения.

– Вы ставите вашего коллегу Тино Чебиру в незавидное положение.

Полковник Трастамара помолчал. Потом уточнил:

– Господин Ашари, как я понял из документов, «Эдем» – первый корабль, на котором использовались гипербоеголовки класса «Борей-М»?

– Да.

Нин Ашари мягко поднялся с кресла.

– Первый и единственный? Их больше нет?

– В случае удачных испытаний ими предполагали снабдить «Киев» и «Барсук».

– Ну – испытания состоялись.

Миллиардер принялся расхаживать по террасе: он шел, заложив руки за спину, двадцать шагов в одну сторону, двадцать – в другую. Наверное, он научился ходить так в тюрьме. Только в тюрьме у него не было личного водопада и силового поля над бездной. Хотя бездна под ним была.

Они все, если вдуматься, ходили над бездной.

– Я в общем-то профан в том, что касается военного флота, – любезно сказал полковник, – но насколько «Борей-М» превосходит любое существующее оружие?

– «Борей-М» не отличается принципиально от снаряда гиперпушки или немодифицированного «Борея». Его можно сбить до ухода в гипер и остановить силовой стеной.