сердце. Нож был из нержавеющей стали с фермопластиковой рукоятью: такие ножи продавались во всех лавочках Лены и стоили пятачок ведро.

Из отряда спецназа «Лавина» погибли семнадцать человек; двадцать три были ранены. Врачи оглядели ноги Трастамары и вынесли вердикт: валяться бы ему три месяца в регенерации, если бы в земельное крошево затесался хоть один стальной осколок.

Люди полковника отыгрались на крийнах, превратив их к утру в нечто, более или менее напоминающее сырье для биочипов. Локров собрали в мешки.

Операция по обезвреживанию наркогнезда попала в новости как пример героической деятельности спецслужб вообще и лично начштаба СО Станиса Трастамары. Оставаться на Лене смысла не было: кого на самом деле ищет полковник Трастамара, знали на Лене все, кроме, разумеется, ведущих Службы Новостей.

Утром усталый, затянутый в поножи экзоскелета полковник вылез из флайера и проковылял до парадного входа в резиденцию губернатора, около которого его и ожидал Эрад Тарета. Губернатор был одет неформально: в легкую рубашку и шорты.

– Я улетаю, – сообщил полковник, – кстати, как ваши поиски негодяев, дававших приют ван Эрлику, не увенчались успехом?

– Отнюдь, – сказал губернатор, – мы нашли одного. Изволите взглянуть?

Оба чиновника спустились на лифте под землю: несколько шагов, и губернатор лично распахнул перед полковником дверь.

Комната была длинной и узкой, как пенал. В дальнем ее конце на резиновой кушетке лежал маленький человечек. Веерник спалил ему пол-лица, но даже в таком виде полковник узнал давешнего доносчика, передавшего Трастамаре коды губернаторской яхты.

– К сожалению, – сказал вежливо губернатор, – негодяй покончил с собой. Вина его полностью доказана.

Начальник Оперативного Штаба Службы Опеки и всемогущий губернатор Лены очень вежливо посмотрели друг другу в глаза. Потом полковник наклонил голову и вышел вон.

Макс Сирак, старший диспетчер орбитального форта «Возмездие», мелкими глотками пил кофе, внимательно разглядывая экран, равномерно обегаемый гиперлучом.

Боевая станция космического базирования была сооружена в секторе Чаши во время войны с баррами: трехмерное кружево из базовых отсеков и боевых модулей, представлявших из себя, по сути, автономные баллистические ракеты, лазерные батареи или револьверные блоки, каждый из которых нес двенадцать термоядерных боеголовок.

Когда Барру разнесли на куски, форт утратил стратегическое значение, но продолжал служить как ремонтная и складская база. За пятьдесят лет форт оброс складами и эллингами; персонал базы возрос до восьми тысяч человек, не меньше двухсот из которых единовременно сидели на гауптвахте. Редкие сутки на базе обходились без драк; люди сатанели в замкнутом пространстве, напивались выше крыши и проигрывали в карты себя, своих жен и будущую зарплату, потому что текущую им обыкновенно забывали платить.

Теоретически патрули должны были спускаться на поверхность Барры, – «в грязь», – как презрительно говорили на базе, – но охотников до этого не было. Барры проиграли войну, но внизу это как-то не чувствовалось.

По правде говоря, это не чувствовалось даже вверху, когда трехметровые птички с сочащимися ядом жвалами и неизменно вежливым поклоном появлялись на станции.

Комендант станции постановил, что за каждого пропавшего внизу солдата барры будут обязаны предъявить виновника или выдать десять своих, и барры очень покорно выдавали виновников. Вот только солдаты пропадали все равно.

Макс Сирак дежурил в этот час не случайно. Он договорился со знакомым барром, что тот привезет «с грязи» партию лейстомерий, а взамен заберет старый списанный катер с двумя лазерами и противолучевым усилением. Сирак копил на дом и на жену, и понимал, что из зарплаты на дом не скопишь, особенно если ее не платят.

Макс Сирак внимательно наблюдал за поверхностью планеты, с которой должна была взлететь серо- белая точка, и выругался, когда тактический куб издал предупреждающий писк, и в двух световых секундах от станции из маскировочного поля внезапно выплыла белая метка неопознанного корабля.

– Вот принесла нелегкая! – сказал напарник, – инспекция, что ли?

Белая метка мигнула и сменилась зеленой.

По экрану летел ливень цифр.

– Дредноут «Эдем», – прочитал транспондерный код Макс Сирак, – это что? Его ввели в строй?

Куб заверещал.

– Зафиксирован пуск! Сложная баллистическая цель! – не своим голосом заорал напарник.

В следующее мгновение термоядерная боеголовка «Борей-М», весом тысяча пятьдесят три килограмма, снабженная устройством локального гиперперехода, материализовалась в метре от изумленных глаз Макса.

Белый огненный шар поглотил диспетчерскую и окружающие склады, и, быстро расширяясь и меняя цвет, устремился во все стороны. Базисная волна смела на своем пути стены, переборки и трубы, смолола в золу людей, измяла, как листы бумаги, арморпластовые плиты в метр толщиной. Через несколько мгновений шар из белого стал алым.

В середине его возникла область пониженного давления. Оболочка станции, рассчитанная на ядерный удар, была еще цела, но внутри огненный хобот втягивал в себя обломки переборок, пыль, щепки, бетон. В эллингах рвались силовые установки.

Еще через мгновение в районе сектора А-2 взорвалась вторая боеголовка. Температура в эпицентре взрыва мгновенно превысила пять тысяч градусов; это было слишком мало, чтобы расплавить арморпласт, но достаточно, чтобы он стал тягучим и ковким.

Гравигенератор станции продолжал работать, и это-то и завершило катастрофу. Под действием гравитации расширившиеся перекрытия с толщиной 920 мм прогнулись. Прогибаясь, они потащили за собой размякший арморпласт наружных полутораметровых плит.

Боевые блоки с двух сторон стали рушиться по направлению к гравигенератору, гоня перед собой волну сжатого воздуха. Давление взлетело до двух десятков атмосфер; целые секции мятого арморпласта вылетали в космос вишневыми раскаленными плитами, мгновенно охлаждающими в вакууме. Боевые модули взрывались и отлетали от стыковочных узлов, кувыркаясь, как маленькие термоядерные шутихи.

Третья боеголовка угодила в гравигенератор.

Внизу, на поверхности ночной планеты, миллионы изумленных барров наблюдали, как вместо круглой белой горошины на небо восходит пылающий шар.

Начальник оперативного штаба СО Станис Трастамара узнал о случившемся от своего непосредственного начальника.

На этот раз светлейший Ассен не медлил со связью. Рот его был крепко сжат, глаза метали плазму.

– База над Баррой уничтожена! – заявил он. – И это случилось в твоем секторе! Одной вечности известно, что взбредет на ум этим жвалоклювам! Они и так чокнутые!

– Я немедленно вылетаю к Барре, – сказал полковник Трастамара.

– Ты… – каждое слово слетало с губ Ассена, как капли яда со жвал рассерженного барра, – летишь… в… столицу! Тино уничтожил ван Эрлика! Служба личной охраны за последний год предотвратила двадцать семь покушений на Императора! А что делаешь ты? Козыряешь предками? Ты ответишь, Трастамара, за свои провалы, и я посмотрю еще, глупость это или корысть!

В личной яхте губернатора Эрада Тареты было пять палуб и семь кают. Чеславу досталась хозяйская, простиравшаяся от борта и до борта; в каюте было сорок метров длины, двуспальная кровать величиной с татами и два пузырьковых душа с отдельно установленной гравитоникой. Когда Пять Тысяч летели к Лене на смерть, они вряд ли знали, какова будет личная яхта губернатора Лены.

Как и большинство кораблей такого класса, яхта имела две ступени: гиперблок с линейным ускорителем и тремя привязанными к нему палубами (сад, каюты и камбуз) и стыкующийся с ним космоатмосферный