вышла на улицу.

– Пошли, – позвала она.

Ворон тяжело поднялся с забора и полетел к площади. Ангелина двинулась за ним – захлюпали по лужам сапоги. И все стихло.

– Ну вот, – прошептал дед, – нам и спать можно. Иди домой.

В голосе деда был приказ. И Андрюша подчинился приказу.

Перейдя улицу, он оглянулся. Белая бородка деда вновь возникла в загоревшемся окошке. Андрюша вошел во двор, притворил калитку. И остановился. Он представил себе, как Ангелина одна идет сейчас к холодному мокрому лесу… А Василий или его сообщник? Ее могут выследить. Разве ворон – защита?

Дед не велит. Но дед относится к этому как к сказке, а если вспомнить, что сейчас конец двадцатого века, что сказок не бывает, а случаются необъяснимые, вернее, объяснимые, но еще не разгаданные физические явления? Почему Ангелине будет хуже, если кто-то поможет ей, если кто-то будет ее охранять?

Андрюша рассуждал так и думал, как бы выбраться из двора, чтобы дед не заметил. Ведь можно идти поодаль, только охранять ее, не приближаться… На улице блеснула лужа. Прижав глаза к щели в воротах, Андрюша увидел, что дед в ватнике, в высоких сапогах и мятой треуголке стоит у своего дома, прислушивается. «Ах ты хитрец, – подумал Андрюша, – а сам-то решил идти за Ангелиной…»

Дед вышел, прикрыл осторожно калитку и засеменил по лужам к площади. «Все ясно, это снимает с меня моральные обязательства, – подумал Андрюша. – Где резиновые сапоги? Больше ничего не брать – только сапоги».

Он перебежал во двор, ворвался в сени, стал шарить в темноте.

Дверь из комнаты приоткрылась, выглянула Элла.

– Кто там? – прошептала она. – Это ты, Андрюша? Тише, Веня заснул. А Коля уехал?

– Все нормально. Я к деду Артему схожу.

– Три часа ночи, что за хождения? – сказала Элла скорбно. – И куда пропал Эдуард? Андрюша, если ты собираешься выходить на улицу, добеги до его дома. Может, он не спит… он обещал что-нибудь найти. Как ты думаешь, этично его разбудить?

– Этично, – сказал Андрюша. – Совершенно этично.

Он выбежал на улицу и, не скрываясь, не таясь, поспешил к площади. Да, надо заглянуть к Эдуарду. А может, не заглядывать? Пользы от него никакой, фельдшер он липовый, только переживает. Но, с другой стороны, Элле спокойней, если он рядом… «Ладно, постучу ему в окошко, – сказал себе Андрюша. – Передам и пойду дальше».

Он миновал деревья, скрывавшие пушку. Кто же из нее будет утром стрелять? Если старик не вернется, то впервые за много лет пушка не выстрелит. Так гибнут традиции. Не выстрелит раз, два, потом забудут и научатся вставать под будильник. Или вообще не встанут завтра утром? И птицы не будут петь, и коровы не дадут молока? Андрюша внутренне улыбнулся, но тут же вспомнил, как лежал, раскинув лапы, медведь возле мельницы…

У клуба он остановился. В окне Эдуарда горел свет. Андрюша приподнялся на цыпочки, заглянул – там никого не было. Из-под застеленной кровати выглядывало что-то синее. Андрюша постучал по стеклу. То ли подождать – может, Эдуард вышел по нужде, то ли бежать дальше, пока дед с девушкой не затерялись в лесах? И тут он услышал тихие голоса, доносившиеся из-за угла дома.

– Чего, – спросил знакомый высокий голос, – тебе чего не сидится?

– Она пошла, – ответил низкий бас. Василий? О чем он разговаривает с Эдуардом? Неужели они уже помирились? – И старик поперся. Треуголку надел и поперся.

– Старика мы пугнем. Старик нам не страшен. Так что иди быстро, не выпускай ее из виду и не догоняй. Понятно?

– Понятно, да неприятно. В лесу медведи ходят.

– Нет твоего медведя, пришил я его.

– Все равно лес… – басил Василий.

– Девчонке в лесу не страшно, а ему страшно? Икру по твоей трусости потеряли, теперь и золото прозеваем. Оставайся, жди милицию, она по тебе плачет.

– Ты меня не пугай. Если так дело пойдет, я скажу, кто был моим инициатором.

– Слово выучил! А доказательства? Я в лесу не был, я не хулиганил, у меня все в порядке, комар носу не подточит.

– Римма в магазине скажет.

– Не скажет. Это ты ей икру привозил, ты ей лекарства передавал и рыбу – все ты.

– Все равно посадят.

– Да иди ты скорей! Надоел, зануда.

– Я тебя подожду.

Эдуард грязно выругался и бросился в дом. В окно Андрюша видел, как он скинул пиджак, вытащил из- под кровати синий мундир, натянул его, схватил треуголку из ящика стола – и на голову. Андрюша стоял не дыша, не двигаясь – совсем рядом, за углом, слышалось тяжелое дыхание Василия.

Вот тебе и тихий фельдшер, интеллигентный человек. Значит, это он убил медведя и сжег мельницу…

Эдуард-привидение метнулся по комнате, вытащил из шкафа складной зонтик. Все, к Вениамину он не пойдет, больные его не интересуют… Андрюша переступил с ноги на ногу и чуть не попался: дыхание Василия прервалось, но тут скрипнула дверь, свет в комнате погас. Эдуард был на улице. Андрюша вжался в стену.

– Пошли, – сказал Эдуард. – А куда идти, знаешь?

– Знаю, к Волчьему логу. Куда же еще?

Две темные фигуры отделились от угла здания и поспешили к лесу.

Андрюша понял, что выхода у него нет, только за ними! И не выдавать себя, пока возможно. На его стороне внезапность…

Сначала Андрюша шел быстро – ему показалось, что, если все те, кто идет впереди него, свернут на какую-нибудь тропинку, то он проскочит мимо и придется тогда плутать по незнакомому лесу… Он спешил, боясь отпустить от себя Эдуарда и Василия.

Они уже вошли в лес, где под деревьями было совсем темно, и Андрюша чуть не налетел на них, выскочив из-за толстого ствола. Совсем рядом скользнул луч фонарика, он шастал по листве и стволам, потом метнулся вбок, осветил позумент на камзоле и погас. Эдуард и Василий решали, видимо, по какой тропе идти. Андрюша зажмурился и услышал, как, перекрывая неровный стук капель, срывавшихся с листьев, запела первая птица. Услышав ее, принялась выводить несложную мелодию вторая, третья. Начиналось утро.

Андрюша старался держаться сзади, а на ровных участках дороги отставал настолько, что силуэты преследуемых сливались с сеткой дождя. Эдуард с Василием тоже шли осторожно, приостанавливались на поворотах.

Так прошло более часа. К пяти в лесу рассвело, дождь почти перестал. Вот-вот должно было взойти солнце, приближение его ощущалось в растущем буйстве птичьих голосов.

Лесная дорожка, кое-где заросшая, кое-где протоптанная плотно и широко, вывела к узкой и длинной долине, по которой протекал ручей. В зарослях тростника просвечивала вода, взрябленная дождем. Дорожка выбежала на берег и шла по опушке, но Андрюша не решился выйти на открытое место и потому пробирался кустами по краю леса, где с каждой ветки за шиворот сыпались ледяные капли.

Что-то тяжело вздохнуло в тростниках, взлетели утки, и сверху Андрюша увидел скользкую черную спину какого-то чудовища, которое медленно пробиралось к полосе открытой воды. Эдуард с Василием тоже заметили чудище и остановились. В тишине до Андрюши донесся высокий голос Эдуарда:

– Крокодил!

– Не, – ответил Василий, – крокодилы у нас не водятся. Сом это, о нем давно известно, что здесь обитает. Только ничем его не взять. Даже пулей.

– И не нужно, – сказал Эдуард. – Мясо у него несъедобное.