«Пусть завтра, — согласился Эззелин,Узнают здесь, что прав из нас — один.И жизнь, и меч — вот слов моих залог,Иль пусть в блаженстве мне откажет бог!»А Лара? — В созерцанье погружен,Казалось, видел только душу он.О нем шла речь; все только на негоГлядели средь волненья своего,А он молчал, и взор — вдали, вдалиБлуждал, как бы оторван от земли.Увы! В самозабвении такомЛишь с мукой вспоминают о былом!
XXIV
«Да, завтра, завтра», — повторил он вдруг,И это все, что слышали вокруг.Бесстрастен оставался он лицом;Взор яростным не заблистал огнем;Но досказал той фразы ровный тон,Что твердое решенье принял он.Взяв плащ, он окружающим кивнулИ мимо Эззелина прочь шагнул,С улыбкой встретя взор суровых глаз,Стремившихся его склонить сейчас;Не яд в ней был, не гордость та, где гневПрезрением прикрыт, оцепенев,В ней был покой того, кто сознаетВсе, что свершит и что перенесет.Но в том покое чистота ль была,Иль старый грех, ожесточенность зла?Увы! Так сходно изъявленье ихВо взорах, жестах и словах людских;В одних поступках правда нам дана,Что для души наивной столь темна.
XXV
Дав знак пажу, он вышел. Паж привык:Он жест и слово понимает вмиг.Лишь он за Ларой прибыл из страны,Где души солнцем воспламенены;Для Лары брег покинул он родной,Послушен долгу, хоть и юн душой;Как Лара, молчалив, — не по годам,Сверх должности он предан был и прям.Хоть местный он и понимал язык,Но приказанья слышать не привыкНа нем; зато как оживлялся вдруг,Когда ловил родимой речи звукОт господина! Дальних гор родней,Звучал тут голос близких и друзей,Кого он кинул, позабыл совсемДля одного, кто другом был, был всем!Других подобных нет ни там, ни здесь;Что ж странного, что к Ларе льнул он весь?
XXVI
Был строен он, и легкой смуглотойЛицо подернул солнца луч родной,Но, их с рожденья нежа, не обжегРумянцу быстрому подвластных щек.Но рдел на них не пыл здоровый тот,Когда кровь сердца радостью цветет,То чахлый был огонь таимых мук,Что, лихорадя, проступают вдруг;Как с неба взят был пламень глаз больших:Мысль электричеством сверкала в них,Хотя ресницы черной бахромойСмягчали блеск, окутав грустной тьмой;Все ж гордость в них печали той сильней;Боль есть, — но не с кем поделиться ей.Не по годам его чуждался нравМальчишьих шуток, пажеских забав;На Ларе взор держал часами он,Все позабыв и весь насторожен;Отослан, в рощах он один блуждал;Не спрашивал и кратко отвечалПрохожим; отдыхал он над ручьемЗа книгою на языке чужом;
