Он (как и тот, кому служил) был чуждПриманок взора и сердечных нужд;Он равнодушен был к дарам земным:Лишь горький дар — рожденье — принят им.
XXVII
Коль он любил — то Лару; но скромнаБыла любовь: в одних делах видна,В готовности безмолвной — угадатьВсе то, что Лара мог бы приказать;Но он, служа, был сдержан, горд и сух:Упреков бы не снес глубокий дух;Трудясь ретивей всех наемных рук,Он господином выглядел меж слуг;Казалось, он до службы снисходилИ не для денег преданно служил.Была его работа нетрудна:Меч принести, поправить стремена,Настроить лютню или, в добрый миг,Вслух почитать из древних чуждых книг;К той челяди, что наполняла дом,Нет ни презренья, ни вниманья в нем,Но лишь простая сдержанность, в какойОтсутствие симпатии с толпой.Хоть он и паж и темен род его,Лишь Лару признавал он одного;Глядел он знатным, — грубого трудаНа нем не сохранилось ни следа;Лицо — румянцем, руки — белизной,Казалось, выдавали пол иной,Когда б не платье и не странный взгляд,Что не по-женски страстен, и крылат,И необуздан: южный зной и пылНе хрупкий стан, а взор тот напоил;В словах той необузданности нет,И лишь в глазах — ее горячий след.Он звался Калед. Слух был, что он зналИное имя средь родимых скал;Все замечали, что нередко онНе шел на зов, но, если повторенБыл этот, видно, непривычный звук,Он вскакивал, как бы все вспомня вдруг.Но если Лара звал, тогда, спеша,Все пробуждалось: слух, глаза, душа…
XXVIII
Он пышный зал оглядывал, — и взорПодметил вдруг толпу потрясший спор.Когда, стеснясь, дивились храбрецу,Что столь спокоен был, лицом к лицуС противником, и дерзкий снес намек,Забыв о чести, — Калед изнемог,Волнуясь весь и чувствуя вдвойне;Все губы в пепле, все лицо в огне,На лбу, сердечной порожден тоской,Пот проступил росою ледяной,Знак, что в груди кипенье чувств и мук,В какие вникнуть ум боится вдруг.Да, в миг иной мы как во сне живемИ действуем, осмыслив лишь потом.Пажу тех мук довольно было, чтобСковать уста, сжечь агонией лоб.Он уловил, на дерзкого глядя,Как Лара улыбнулся отходя;Лицо пажа переменилось вмиг,Как будто он улыбки смысл постиг;Припомнил все, прочел он больше в ней,Чем в Ларе смог подметить круг гостей;За господином он скользнул своим,И зал без них как будто стал пустым:Все так вперяли в Лару острый взор,Так чутко все переживали спор,Что, — лишь качнулся черной тенью онПод факелами по стволам колонн,У всех быстрей забился пульс, и грудь,Как бы стряхнув кошмар, смогла вздохнуть;Нам даже бред осилить тяжело:Реальному всего роднее — зло.Они ушли, но Эззелин стоит,Задумчивый храня и властный вид;Но через час рукою он послалПривет свой Ото и покинул зал.
