Он не был ни угрюмей, ни грустней;А если стал ему полночный часНерадостен, он это скрыл от глазТой страшной ночью потрясенных слуг,Что не могли свой позабыть испуг:Они, вдвоем лишь (одному нельзя),Крадутся, мимо залы той скользя;Все: звук шагов, стук двери, флага плеск,Завес шуршанье, старых балок треск,Деревьев тени, вспорх нетопырей,Ночная песня ветра у дверей,Все их страшит, едва лишь мрак ночнойСгущается над серою стеной.
XVI
Напрасный страх! Зловещей тайны часНе повторился, и для зорких глазКазался Лара все забывшим вдруг,Но тем сильнее поражал он слуг.Как? Он, очнувшись, все забыл? Ни взгляд,Ни слово, ни движенье не хранятТех ощущений? Ничего в нем нет,Что должен был безумный вызвать бред?Не сон ли все? Его ли дикий крикИх разбудил в ужасный этот миг?Его ли сердце замерло от мук?Его ли взор в их души влил испуг?Как мог забыть страдалец обо всем,Коль те дрожат, кто был тогда при нем?Иль он безмолвен, ибо сросся с нимТот страх, — неизъясним, неизгладим,И будет жить в тлетворной тайне той,Что сгложет душу, скрытая душой?Нет, с ним не так! Ни следствий, ни причинВ нем зритель не постигнет ни один:У смертного для дум, для тайн такихСлова — все слабы; мысли душат их.
XVII
В нем было странно разное слито:Манило это, отвращало то;Его судьба была темней всего;Кто порицал, кто восхвалял его,Но, споря, все в него вперяли взгляд,И жизнь его узнать был всякий рад.Кто он? Зачем ворвался он в их круг,Нося лишь имя, всем известный звук?Он — враг людей? Но всякий знал о том,Что он веселым был с весельчаком;А глянуть ближе, говорят одни,Улыбка та — насмешке злой сродни:Смех губы лишь кривил — и застывал,И никогда во взоре не сиял.Все ж этот взор и мягким был порой,Не с черствой, значит, он рожден душой;Но тут же он хладел, как бы стыдясьТой слабости, что в гордость пролилась,Не снисходя сомненья разогнатьВ тех, кто его боялся уважать.Он сам терзал то сердце, что в быломОт нежности изнемогало в нем;На страже скорби, он в душе растилЛишь ненависть — за то, что так любил.
XVIII
Все презирал он, что видал вокруг,Как если б вынес худшие из мук.Он странником был в этом мире, он,Как скорбный дух, сюда был занесен.Средь черных грез он в бури сам себяКидал, случайно лишь не погубя,И не сгубил — напрасно: сам о томЖалел он, вспоминая о былом.Любить способный больше, чем любой,Кто облик носит на земле — земной,В мечтах о благе он занесся ввысь,И в холод зрелый те мечты влились.Гонясь за тенью, тратил он года
