– Кто?

– Подорожник…

Варан прищурился:

–Как?!

– Я никогда раньше не говорила с магами, – еле слышно пролепетала Нила. – Я думала… Ну, они живут под землей… Или никогда не спускаются с башен… У них хвосты… И все такое… Мне так плохо здесь было, Варан, а ты не приходил… Я уж думала, может, ты сговорился и с кем-то свадьбу сыграешь… Под костром…

– Дурочка, – нежно сказал Варан. И, наверное, впервые за всю историю их знакомства ощутил, какая она маленькая, глупенькая и уязвимая.

Нила тряхнула головой:

– А откуда мне знать? Я же здесь сижу… Отсюда вниз – никак… Только на крыламе… Или… так. Навсегда.

Нечто в ее глазах не понравилось Варану, даже напугало. Нила второй раз за десять минут говорила о самоубийстве.

– Ты подумала, что я готовлюсь к свадьбе… и потому не поднимаюсь?

– А что я должна была думать?

– Ну, – серьезно сказал Варан, – ты могла бы подумать, что я готовлю яму под новую пружину… Чтобы почаще наверх летать. Каждый день… А иногда – по два раза…

– Я дура, – шепотом сказала Нила. – Я такая…

– Вовсе нет, – сказал Варан с легким сердцем. – Переживем межсезонье, потом сезон… И поженимся. Зачем себя ругать?

Причальник, заглянувший на склад в поисках потерявшегося Варана, застал трогательную, но вполне целомудренную картину: девушка рыдала, по-видимому, от счастья, парень мудро, чтобы не сказать снисходительно, пытался ее утешить:

– Ну, ну… Воды тебе не жалко? Зря вытекает, а я потом носись с бурдюками… Эй, ну перестань, что случилось-то?..

– Везет, – искренне сказал причальник Горюха, человек незлобивый и несчастный в семейной жизни. – Ну, давай, там тебя нагрузили по дружбе, так что чуть корзина не отваливается…

Варан вышел к причалу, прикрыв глаза ладонью, глядя сквозь крохотные щелочки между пальцами. Нила, памятуя опыт путешествия по доскам, осталась на камне.

Уже ступив на причал, Варан вдруг обернулся:

– А Подорожник… чего он от тебя хочет?

– Ничего, – Нила смутилась. – Мы с ним иногда разговариваем… Просто от скуки.

Варану показалось, что она чуть не спросила: «Можно?» В последний момент прикусила язычок.

– Ну, Император в помощь, – строго сказал Варан и зашагал к винту.

Он не видел Нилу, но очень надеялся, что она не смотрит ему вслед виновато и умоляюще.

Однажды вечером, когда света в поселке было – только тусклые пятна окон, Варан подстерег старосту Карпа, идущего из кабака. Прыгнул из темноты, повалил на камень и несколько раз окунул башкой в сточную канаву.

Домой вернулся довольный. Отцу сказал, что задержался у винта, и это было почти правдой – с тех пор как мастера с Малышки установили вторую пружину, работа на винтовой площадке «вертелась» чуть ли не круглосуточно.

Наутро староста учинил дознание, и, разумеется, не ошибся с первым подозреваемым. Варан смотрел ему в глаза легко и весело, разводил руками: пусть меня Шуу отрыгнет, ежели вру. Не понимаю, о чем вы, староста. Как, избили?! И сколько же их было? Шесть? Десять? Ах, один… Печально, но при чем же тут я?!

Он недооценил мстительность старосты. Не в силах ничего доказать, тот тем не менее не собирался спускать обиду.

Отец, которого Карп позвал себе для беседы, не возвращался полдня – это при том, что работа стояла! Варан прилежно накручивал пружину; вернувшись, отец не стал подниматься на винтовую – прислал Тоську с приказом немедленно идти домой.

Варан предположил, что дело не столь безоблачно, как ему поначалу думалось, и оказался прав.

Отец встретил его оплеухой – да такой, что Варан отлетел к стене. Быстро вернул равновесие; не отдавая себе отчета, принял боевую стойку. Когда понял – было поздно: стоял, напружинившись, низко наклонив голову, прижав локти к бокам – словом, вполне готовый драться с родным отцом.

Тоська, ставшая свидетельницей, заверещала. Отец выпроводил ее за дверь, стараясь при этом не поворачиваться к сыну спиной; эта деталь охладила Варана лучше любой взбучки. Он выпрямился. Потер горящее от удара ухо.

– Дурак, – сказал отец с такой тоской, что Варан встревожился не на шутку. – Один сын – и такое… отродье.

Плечи у отца опустились, руки повисли вдоль тела, Варан понял, что бить его больше не будут, но что от этого – не легче.

Отец тяжело уселся на новую деревянную лавку. Рукавом вытер испарину с каменного стола: