при-чальниками, болтались, вцепившись в доску и друг в друга.

– Как у тебя? – спросил Варан, чувствуя, как секунда за секундой выходит время их разговора.

– Нормально, – она слабо улыбнулась. Перевела дыхание; ветер отогнул край богатого кружевного воротника, и Варан увидел, как на тонкой белой шее переливается огнями ожерелье.

– Что это?! – поразился он.

Она так дернулась, что чуть не свалилась в пропасть. Поняла вопрос, но зачем-то притворилась дурочкой:

– Что? О чем ты?

– Камни, – сказал Варан.

Причальная доска дернулась сильнее – это отец выбрался из корзины. Варан видел, как Ниле хочется поправить воротник, но она не решается отнять руки – левую от края доски, правую от Баранова плеча.

– У князя на службе все такие носят? – спросил Варан медленно.

Нила вдруг разозлилась:

– А мне перед тобой отвечать? Оправдываться, что ли? Я его украла у тебя? Ты мне кто – хозяин? Отец? Иди себе…

Злость помогла ей преодолеть страх. Она наконец-то выпрямилась и, балансируя, на трясущихся ногах побрела обратно – к скале, где бранились причальники.

Отец взял Варана за шиворот. Поставил на ноги:

– А если бы навернулись?! А если… Скотина ты такая, мать все глаза выплакала… А ну пошел!..

И Варан пошел. Сел на дно корзины. Обхватил руками колени.

Голубое небо гасло – наступал вечер. Звякнули, открываясь, крепления; корзина замерла в обморочной тишине, покачнулась и начала падать. Этот момент полета Варан любил меньше всего.

Засвистел ветер; развернулся, повинуясь ему, винт, распустился цветком, и в зловещий свист ворвался рокот лопастей. Винт занял собой все обозримое небо.

Падение перешло в полет.

Весь следующий день он провел, двигаясь по кругу, наворачивая пружину. Рядом отец длинно ругался со старостой Карпом и парой механиков с Малышки, по личному повелению князя присланных для запуска второй винтовой установки.

– Не пойдет под таким углом! – кричал отец угрюмому Карпу. – Накренит машину, улетим в море к Шуу в гости, ищи потом… Если ставить – вот здесь! – и тыкал пальцем в камень.

– Здесь скала, – бубнили механики. – Камень долбить – сами не управимся, давай помощников, староста…

– Нету у меня помощников! – брызгал слюной Карп. – Все на работе – кто в море, кто на полях, и без того задолжал нам этот винтовщик, сколько парней тут у него вертелось бесплатно…

– Князь велел вторую пружину…

– Ну так ставьте здесь, где мягко!

– Да не пойдет под таким углом!..

Разговор их шел по кругу, и кругами ходил угрюмый Варан. Пружина, поначалу длинная и вялая, понемногу сжималась, наливаясь злой силой. В детстве Варан думал, что пружина живая, и недоумевал, откуда в таком маленьком существе столько мощи – рвануть трос, закрутить винт, чтобы он пробился к солнцу.,.

Откуда у нее ожерелье? И не то ли это самое?..

Подарок, и сомневаться нечего. Там, наверху, скучно. Горни развлекаются, делая подарки хорошеньким девицам…

Но Нила!..

Дождь барабанил по капюшону. В мокром камне отражалась размытая фигура, бредущая по кругу.

– …А что делать? – кричал отец сорванным уже голосом. – Что, мне девчонок выгонять сюда – камень долбить?! Много они надолбят вам, так надолбят – князь просто от счастья умрет… И не грози мне, Карп! Я честный винтовщик, мне бояться нечего! У меня у самого донные не сжаты, вот осыпаться начнут! Кто мне детей кормить будет – ты, Карп?!

Варан осторожно закрепил ворот – не приведи Император, сорвется, вся работа насмарку. Подошел ближе, глянул через плечо старосты на предмет спора – две меловые отметки, на земле и на камне, полусмытые дождем. Отец хочет ставить вторую пружину как раз напротив первой…

– Я выдолблю, – сказал он тихо.

Его услышали спустя полминуты. Как ни в чем не бывало, спорили, орали, ссорились; потом одновременно замолчали и обернулись. Механики смотрели удивленно, Карп – раздраженно, во взгляде отца ясно читалось: «Сдурел?!»

– Выдолблю, – повторил Варан. – Только если наверх – меня. Только я чтобы. Я и дважды в день могу…

Карп отозвался первый:

– Вот оно что… Загор, – это отцу – женить бы парня. Смотри, как рвется. Девка у него наверху, крепенькая такая штучка… Долбить он хочет, – и староста улыбнулся так паскудно, что у Варана свело