Егор вскочил на ноги:

– Точно, на островах они скрываются! И я знаю, где то улово, где таймешата спокойно на мышь идут. Только на островах нам их не взять. Уйдут запросто. Там протока на протоке, камыши сплошные, до зимы ловить будем. Надо брать у Таиски на хате. – Он вытащил из кармана массивные серебряные часы с цепочкой. – В десять вечера, как только стемнеет, устроим засаду в ее избе. И будем ждать хоть неделю, пока не застукаем Захарку-паскудника.

– А семью Ерофея Матвеева ты тоже взял под наблюдение? – справился Алексей.

– Обижаете, Алексей Дмитрич! С первого же дня! Там у меня муха не пролетит, кобылка[27] не проскочит! У Матвеевых пока тихо! Жена у Ерофея с пожара обезножила и не шастает где ни попадя, как Таиска.

– Хорошо, рассказывай теперь: как собираешься Захара отловить? – Алексей пододвинул свой стул ближе к столу.

– Ермашка, – обратился поверх его головы к приятелю урядник, – нечего тебе баклуши бить. Поезжай, порыскай вблизи Таискиной избы. Смотри, не упусти ее! Только без причины в глаза не лезь. Она баба шустрая, живо сообразит, что к чему. Тогда мы только Захара и видели...

Ермашка вскочил на ноги и выбежал из кабинета. И уже через секунду топот лошадиных копыт возвестил о том, что он отправился выполнять задание.

Егор придвинул к себе служебную книжку и поднял глаза на Алексея:

– Я думаю, Алексей Дмитрич, нам должно поступить таким образом...

– Вот она, Таискина изба! – показал на небольшую, крытую дранкой избушку Егор. – А это бревна, что Захарка припас для нового дома. – Егор усмехнулся. – Теперь вот мы за ними прячемся, его зазнобу стережем, словно дичь какую. Да и право слово, лучшего места для слежки не найти.

Алексей выглянул из-за бревен. Ночная темнота прочно оседлала окрестные горы и саму слободу. В соседних домах, равно как и в Таискином, ни огонька. Окна закрыты плотными ставнями, а за ними хоть десять керосиновых ламп запали, ничего не увидишь.

Из темноты вынырнул Ермашка. Пригнувшись, миновал небольшую поляну и шмыгнул к ним за бревна. Сел, как и они с Егором, на землю.

– Ну, что там? – спросил шепотом Егор.

– Все тихо пока! – ответил охотник. – Таиска сама ставни закрывала, а потом в дом вошла и крючок на двери набросила.

– Кобель на привязи или спустила с цепи?

– Спустила! – вздохнул Ермашка. – Я потому через забор и сиганул, чтобы раньше времени меня не обрехал.

– Ну, ешкин кот! – почесал в затылке Егор. – Придется мне теперь через забор лезть. Таискин кобель меня знает, не бросится. Сколько я ему костей перетаскал, не счесть. Та-а-ак-с! – пробормотал он, приподнявшись на ноги и оглядываясь по сторонам. – Поступим сейчас таким макаром, Алексей Дмитрич! Я перемахну через забор и попробую закрыть кобеля в конуре. Следом пойдет Ермашка. Ему определено за окнами, что в огород выходят, следить, так пусть и следит. Смотри мне, – погрозил он Ермашке, – упустишь Захарку – пеняй на себя!

– Ну, а если он попытается через те уйти, что на улицу выходят? – спросил Алексей.

– Нет, непременно через огород ломанется, – покачал головой урядник. – Там река, а за ней сразу тайга начинается. Ты, если что, – повернулся он к приятелю, – по ногам стреляй! Но чтоб ни в коей мере не ушел варнак!

– Зачем стрелять? – усмехнулся Ермашка. – Шуму много будет, люди сбегутся. Я его на аркан возьму. Смотри! – и он показал на обмотанную вокруг талии волосяную веревку. – Стреножим его, как корову блудливую.

– Тебе виднее, – согласился Егор, – только у этой коровы рога поострее твоих оказаться могут. Так что, ежели чего, стрельни по ногам, и вся недолга. Отбегал ужо свое стервец! – Он повернулся к Алексею. – Мы сейчас уйдем с Ермашкой, а вы сигнала ждите. Я желной покричу, вот так! – Он приложил обе ладони ко рту, издав тоскливый, похожий на вдовий плач, крик. – Сразу же идите к воротам и стучите в них. А дальше все как договорились. – Егор осенил себя крестом. – Ну, с богом! – И торопливо прошептал, перед тем как уйти: – Я к вам во дворе присоединюсь. Только не спешите, за ради Христа, не вылезайте раньше времени!

Время текло медленно, как смола по сосне. Со стороны Таискиной избы не донеслось пока ни звука. И это само по себе было хорошим знаком. Алексей уговаривал себя не нервничать, но все-таки, услышав заветный сигнал, чуть не подпрыгнул на месте от радости. Молодчина, Егор! Все делает как надо!

Пригнувшись, он выскочил из-за бревен и столь же быстро, как перед этим урядник и Ермашка, миновал поросшую мягким спорышем поляну. Перед воротами остановился, унял участившееся было дыхание, одернул сюртук, поправил шляпу и постучал тростью в ворота.

На стук никто не отозвался. Он постучал во второй раз уже кулаком. В доме по-прежнему было тихо. Но и во дворе, и в огороде тоже не было слышно ни возни, ни криков. Алексей прислушался. Может, Егор подаст какой знак? Но Егор молчал. Тогда он повернулся к воротам спиной и принялся методично бить в них ногой, приговаривая сквозь зубы:

– Ну, открой же, открой!

Наконец в избе кто-то вроде закопошился. Лязгнул крючок, скрипнула, открываясь, входная дверь, и старческий голос прошамкал с крыльца:

– Хтой-то там?

– Открой, бабушка! – крикнул Алексей. – Я – землеустроитель. С Селивановки возвращаюсь, да заплутал немного. Скажи, далеко еще до Тесинска?

– Далеко, – опять прошамкала бабка, но уже ближе к воротам, – верст десять, кажись, а то и все пятнадцать! Давно не ездила, забыла уже!

– Ничего себе! – ужаснулся за воротами Алексей и спросил: – Бабушка, не знаешь, кто тут на постой пускает? Я бы хорошо заплатил.

Бабка помолчала. Потом опасливо поинтересовалась:

– Чай, варнак какой? Старуху легко с панталыку сбить!

– Да какой я варнак! – нешуточно расстроился Алексей. – Погляди сама, разве я похож на варнака? Да и один я...

Бабка опять замолчала. Шаркающие шаги приблизились к воротам. Загрохотал засов, и одна из створок приоткрылась ровно на столько, чтобы пропустить костлявую руку с керосиновым фонарем. Несколько мгновений его тщательно разглядывали, затем рука с фонарем исчезла, а засов, судя по грохоту, снова лег на свое место.

«Ну, карга старая!» – выругался про себя Алексей, а вслух выкрикнул:

– Что, похож я на разбойника?

– Сколько дашь за постой? – вместо ответа справилась бабка.

– Пя... – начал было Алексей, но быстро исправился. – Рубль заплачу, а если накормишь, еще пару гривенников накину.

Лязгнула щеколда, и приоткрылась уже калитка, врезанная в ворота.

Алексей перешагнул доску, прикрывающую подворотню, и очутился перед бабкой – сгорбленной, укрытой с головы до ног суконной шалью в крупную коричневую клетку. Бабка подняла высоко фонарь, освещая его лицо. Видно, осталась довольна осмотром, потому что повернулась к нему спиной и заковыляла в сторону крыльца. И только теперь Алексей рассмотрел, что, помимо фонаря в одной руке, в другой бабка сжимает бердану. Старуха оказалась не промах! Такая от страха не сомлеет, живо жаканом в глаз запендюрит, вспомнилось вдруг одно из любимых словечек Тартищева.

Он закрыл за собой калитку, переложил револьвер из внутреннего кармана в наружный, тот, что не пострадал в схватке с Анфисой, и направился вслед за бабкой. Возле крыльца она остановилась, вновь подняла фонарь и прошамкала беззубым ртом:

– Ноги оботри, а то наследишь сапогами-то!

– Бабушка, – окликнул ее Алексей и протянул деньги.

Бабка поставила фонарь на ступеньки. И в тот момент, когда она потянулась за деньгами, Алексей