Алексей сбил шляпу на затылок и лихо крутанул трость, вспомнив о тех открытиях, которые сделал для себя совсем недавно. Он еще не мог судить, насколько они важны в его деле, но что-то подсказывало, что их не следует сбрасывать со счетов. А на досуге требуется хорошенько поразмыслить над некоторыми вещами и событиями, которые, того гляди, возьмут да сложатся в единую картинку, как складывалась, бывало, мозаика из детских кубиков.

– Алексей Дмитрич, – раздалось вдруг откуда-то сбоку.

Он повернул голову. Из-за будки сапожника, облепленной прошлогодними театральными афишами, выглядывал Ермашка в неизменном своем малахае и призывно махал рукой. – Сюда, сюда, Алексей Дмитрич!

Алексей провел взглядом по площади, затем столь же быстро и тщательно проверил, нет ли кого за спиной, и юркнул за сапожную будку.

– Что случилось?

– Егор Лукич послал, – сообщил торопливо Ермашка. – Просит вас немедленно в слободу прибыть. Он сегодня из Черной Речки возвернулся. Все-таки добил эту шалаву!

– Кого добил? – поперхнулся горячим воздухом Алексей. – Выражайся яснее.

Ермак отвел глаза.

– Дык я мало чё знаю! Это все Егор Лукич...

Алексей понял, что от хитрого инородца вряд ли добьешься вразумительного ответа. Наверняка, шельмец, в курсе дела, но Егор не велел говорить, значит, будет молчать, словно рот ему смолой залили.

Алексей вновь поискал глазами извозчика. Того, что поближе. Но Ермашка поймал его взгляд.

– Я коня для вас привел, чтоб, значитца, быстрее. – Он посмотрел в небо, белесое от непомерной жары. – Верхами-то прохладнее будет, чем в коляске.

Алексей посмотрел на свои светлые брюки и махнул рукой: переодеваться – только время терять...

Через полчаса они миновали гору, на которой Алексея чуть было не завалило камнями, а еще через полчаса спешились возле заводской конторы, где располагалась резиденция урядника – крохотная комната на первом этаже с отдельным входом. В ней с трудом помещался стол, несколько стульев и металлический несгораемый шкаф. В шкафу Егор хранил оружие: «наган», трехлинейку и шашку, а также казенные документы и вещественные доказательства. Тут же находили временное пристанище мелкие вещи, реквизированные у местных жуликов до той поры, пока не отыщется хозяин. Рядом, за стенкой, располагалась арестантская – еще меньшая, похожая на чулан комнатенка с деревянным топчаном, круглой, обитой железом печью и зарешеченным окном.

– Что у тебя, Егор Лукич? – прямо с порога спросил Алексей. И лишь после этого ринулся к кувшину с водой. По прежнему опыту он знал: теплой воды в кувшине Егор не держит.

– Напейтесь ужо, – произнес степенно Егор, но, судя по веселым чертикам, плясавшим у него в глазах, сообщение на этот раз было из разряда приятных.

Алексей торопливо проглотил кружку воды и уселся на стул. Заложив ногу за ногу, он снял шляпу и метнул ее на крюк, забитый у косяка аккурат над Ермашкой, присевшим на корточки у порога. Шляпа с первой попытки плотно села на крюк, правда, опасно качнулась, но не упала, как это бывало прежде с форменной фуражкой.

Алексей достал папиросу из портсигара, постучал гильзой о ноготь большого пальца, закурил и посмотрел на урядника:

– Рассказывай, Егор Лукич, вижу, не терпится тебе!

Егор хитровато прищурился, открыл дверку своего сейфа и достал рулон желтой в черную крапинку материи.

– Вот, смотрите, – произнес он, торжествуя. – Сарпинка.[26] Из того обоза, что по зиме жулики под лед спустили. Оказывается, кое-что и себе оставили.

– Где ты это взял? – Алексей с удивлением посмотрел на урядника. – Ты точно знаешь, что ткань из того самого обоза?

– Не знал бы – не говорил, – строго посмотрел на него урядник. – Свидетельства на то имеются правдивые. – Он вернул рулон в шкаф, а оттуда достал пару листков, исписанных крупными корявыми буквами. – На то и протокол пишется. Приказчик Михаила Корнеича, что завсегда товар для его приисковых лавок закупает, узнал мануфактуру. А я проверил – ничего похожего в другие лавки отродясь не поступало.

– Где ты ее нашел? – кивнул Алексей на шкаф.

– Дак в Черной Речке. – Егор вытащил кисет и кусок газеты. Скрутив цигарку, затянулся, и, выдохнув столб едкого дыма, произнес с довольной улыбкой: – Не верите, Алексей Дмитрич, за три дня в первый раз без суеты самосад употребил. – И, заметив нетерпение на его лице, наконец-то перешел к подробностям: – Я за Козулихой давно уже охотился. Кое-кто шепнул мне, что она ворованные вещи перешивает и сбывает, но все никак она мне не попадалась. Ровно на день всегда запаздывал. Будто кто предупреждал ее. Избавлялась от тряпок в момент... – Он вновь глубоко затянулся, на миг прикрыл глаза от удовольствия и продолжал свой рассказ: – Мужик у нее завалящий, семеро детей мал мала меньше... Я, конечно, понимаю, что не от хорошей жизни занялась она этим промыслом. Но мне-то главнее даже не ее схватить, а тех, кто ей вещи приносит на переделку да продажу.

– Подожди, Егор Лукич, – перебил его Алексей, – как все-таки этот рулон оказался у Козулихи?

– Ох, Алексей Дмитрич! Все не терпится вам! Так и норовите поперед батьки в пекло влезть. Потерпите чуток! Доскажу все по порядку! – Он затушил окурок о подошву сапога и отправил щелчком в пожарное ведро, которое вместе с багром и небольшим ломиком висело на противоположной от него стене. – Накануне вашего приезда удалось мне узнать, что Козулиха старшим ребятишкам перед школой новые рубахи пошила. Одевать пока не позволяет, затаскают, мол. А я удивился, откуда она такую прорву мануфактуры взяла, чтобы троих сразу обшить. Сами понимаете, младшие обычно обноски за старшими дотаскивают. Следом принесли мне лоскуток. Смотрю – ткань новая. Поспрошал лавочников и в самой Черной речке, и в слободе. Нет, говорят, такой ткани сроду не бывало, да и Козулиха не из тех клиентов, чтобы в таком количестве товар закупать. Выходит, ворованный. – Егор перевел дыхание и прокашлялся. – Только где и кого обворовали в последнее время? Известно кого! Михаила Корнеича. Поехал по его приискам. И на «Неожиданном» нашел в лавке приказчика, который сопровождал тот самый обоз с мануфактурой, что спустили под лед.

– А может, материю кто из лавки прибрал? В то время, когда на нее напали?

– Нет, я уточнил. Мануфактура с обозом пропала, до лавки она не дошла.

– Ладно, – махнул рукой Алексей. – Рассказывай дальше.

– Словом, когда приказчик все мне разложил по полкам, взял я понятых и отправился с обыском к Козулихе. И на этот раз мне повезло. И рубашки обнаружил, и кофту, что она себе пошила, и мужневу рубаху. И еще порядочный кусок, который она соседке на пуд муки сменяла. А это оставила про запас... – кивнул он на дверку шкафа.

– Что ж она так неосмотрительно поступила? Ведь раньше чутье ее не подводило?

– Ее сеструха подвела. Не сказала, что сарпинка ворованная. Подарила Козулихе и велела, чтоб выждала маленько, не пускала в дело. Дескать, ей надо расплатиться прежде за мануфактуру. А то вдруг не получится, а материя уже в дело пойдет...

– Что ж это за сеструха такая щедрая, что материю рулонами дарит?

– Да она и прежде помогала. То яиц пришлет, то мяса, то масла. У нее хозяйство справное, а у Козулихи никакая живность больше месяца не держится. Все прахом идет...

– И кто ж эта замечательная сестра?

– В том-то весь и вопрос, Алексей Дмитрич, – уже с явным торжеством в голосе произнес урядник. – Таиска это. Захарки Бугатова хозяйка. Выходит, и вправду он входит в ту шайку, что разбои учиняла! – Он хлопнул ладонью по столешнице и радостно уточнил: – Кажется, выдернули мы ниточку из клубка! Теперь только бегунцов отыскать осталось. Но, думаю, дело за этим не станет.

– Я когда за Алексеем Дмитричем направлялся, мимо Таискиного двора проезжал, – подал голос Ермашка. – Бабка рыбу чистила. Таймешат. Вот таких! – отмерил он руку от плеча до запястья. – Откуда у них таймень, если Таиска отродясь рыбалкой не занималась?