другом отделении кошелька - и вынул маленький бумажный прямоугольник:

- Держите. Мало ли что...

Вернулся за руль и с чудовищным грохотом укатил вперёд по шоссе. Девочка на прощание помахала Снегирёву рукой. Он помахал в ответ, свернул забитый снегом буксирный трос и поспешно влез обратно в машину. МАЙОР ИВАН АНАТОЛЬЕВИЧ КУЗНЕЦОВ, - гласила визитка. - ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА ГОРОДСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ МРЭО. Адрес и телефон.

Снегирёв сунул визитку в бардачок и тронул 'Ниву' с места. Ушёл в поворот, дождался границы населённого пункта - и полетел сломя голову, вырвавшись на оперативный простор.

Стаська топталась в проезде возле скрипучих ворот, обрамлявших въезд на конюшню. Пахарь, укрытый попоной, давно жевал в деннике своё сено, а по манежу ездила следующая смена. В ней занимались более продвинутые ученики. Из-под фонаря то и дело неслись таинственные слова - 'принимание', 'полуодержка', 'рабочий галоп'. Некоторое время Стаська торчала у края манежа, пытаясь вникнуть и разобраться, но скоро затосковала. С таким же успехом можно было разбирать интегральные уравнения, которые выводил на бумаге дядя Валера.

- Стасик, ты что? - заметив её, обернулся тренер.

Она набралась смелости и указала на всадницу в брезентовой штормовке, чей крупный гнедой конь бежал через манеж как бы боком, высоко и красиво поднимая передние ноги:

- Роман Романович, а это как называется?

- Принимание.

- А вы нас научите?

- Обязательно, - пообещал тренер.

- А когда?

Роман Романович улыбнулся.

- А смотря как у тебя дело двигаться будет. Нельзя сразу в университет, правильно? Сперва надо пройти начальную школу...

Это было понятно, и Стаська только спросила:

- А начальная школа..?

- Это когда ты будешь уверенно ездить галопом. Стаська кивнула и отошла, подавленная громадностью предстоявшей задачи. Галопом она ещё ни разу не ездила. Только вот так, как сегодня, - сугубо несанкционированным. Представить, чтобы она захотела ДОБРОВОЛЬНО повторить этот ужас...

Танечку, хозяйку вороного коня, увёз домой папа, подъехавший на большом серебристом автомобиле. В воротах автомобиль притормозил. Танечка сидела закутанная в пушистый клетчатый плед и держала в руке то ли персик, то ли абрикос... в любом случае, что-то немыслимо вкусное и большинству людей по определению недоступное. Она открыла окно и пригласила Стаську в машину.

- Спасибо, - поблагодарила Стаська. - За мной сейчас тоже приедут!

Ещё минут через пятнадцать ей начало казаться, что дядя Лёша не появится никогда. Стаська тёрла одну варежку о другую и прятала руки в карманы старенького пальтишка (имелось и новое, но не в нём же, действительно, на конюшню!). Наверное, Танечка уже подъезжала к своему дому. И рядом с ней за рулём сидел папа. А дома их обоих ждала, наверное, мама...

У Стаськи тоже был дом, и её тоже там ждали. Тётя Нина с дядей Валерой...

Далёкие огни машин, сновавших по Выборгскому шоссе, замерцали и подозрительно расплылись. Стаська шмыгнула носом, сняла очки и стала их протирать...

...И, конечно, упустила тот самый момент, которого так отчаянно дожидалась. Безо всякого предупреждения в лицо ударил яркий свет фар, а секунду спустя рядом скрипнули тормоза. В поле зрения возник грязный борт 'Нивы'. И сплошь облепленные снегом, точно у полярного вездехода, рога. Стаська не успела ни проморгаться, ни вытереть слезы, ни вернуть на место очки - открылась дверца, и знакомые руки втянули её в кабину, в уют и надёжное, изгоняющее все печали тепло.

- Стаська! - сказал Снегирёв. - Совесть у тебя есть? Ты что, серьёзно вообразила, будто я могу не приехать?..

Он ругал её ещё долго. За то, что мёрзла на улице ('Ну ведь чуяло моё сердце! Нет бы хоть в конюховку...'). За то, что без него не стала пить чай ('Вот простудишься, и живо прекратятся все твои лошади! Никуда тебя тётя Нина больше не пустит, да и правильно сделает!..'). За то, наконец, что не позвонила ему на сотовый и не выяснила, когда он появится ('Мне тебе что, как маленькой, номер фломастером на руке?..').

В общем, Стаська мигом почувствовала себя в родной обстановке, и было хорошо и совсем не обидно, вот только глаза почему-то не просыхали, и больше всего хотелось покрепче прижаться к дяде Лёше и сидеть так до самого дома. Они пили чай и делили пополам свежую, невероятно вкусную плюшку. А ещё дядя Лёша заставил её снять сапожки и сунуть озябшие ноги в вытащенные откуда-то большие, жаркие овчинные рукавицы. Эти рукавицы Стаська нипочём не променяла бы на Танечкин плед. А замызганную 'Ниву' - на серебристую иномарку!..

- Стасик, - сказал дядя Лёша, когда они выехали на шоссе. Даже на мгновение отвернулся от дороги, чтобы посмотреть ей в глаза. - Ты запомни одно. Я к тебе приеду всегда... Всегда и при любых обстоятельствах. Поняла?..

- Поняла, - отвечала абсолютно счастливая Стаська. Дядю Лёшу она тоже ни на кого бы не променяла.

По капоту машины стекали оранжевые отсветы фонарей.

Катина семья состояла из двух человек: она сама и отец. Олег Павлович Дегтярёв женился достаточно поздно, и притом не на длинноногой красотке вдвое моложе себя, как это почему-то принято у сорокалетних, а на ровеснице. Супруга решила рожать, и в результате врачебного недосмотра удалось спасти только ребёнка. Теперь они жили вдвоём. Олег Павлович так больше и не женился, и Катя, получившая весьма однобокое воспитание, выросла далеко не барышней. К двадцати восьми годам у неё за плечами был юрфак и служба в милиции, ознаменовавшаяся тысячей и одним скандалом. Сердце, что называется, успокоилось 'Эгидой' - вот уже третий год подряд, заезжая вечером за отцом на работу, Катя по дороге домой с удовольствием пересказывала ему подробности дня.

У неё был джип 'Исудзу Родео', видевший жизнь, но ухоженный и надёжный. Прошлой весной ребята из УБЭПа накрыли подпольный автосервис, оформили бесхозные машины как конфискат и предложили ей 'Исудзу' по дешёвке. Дешёвка, понятно, была относительная, но папа сразу продал свою новую 'Волгу'

и всячески поддержал. Он вообще был у неё замечательный...

- Как машинка? Хорошо завелась? - Олег Павлович вышел из бокового подъезда и бодро заскочил в джип, даже и не подумаешь, что мужику скоро семьдесят. - Вот что, Катерина, двигай для начала на рынок. Свининки прикупим...

Сегодня они ехали в Солнечное, на казённую дачу к старому сослуживцу отца, справлявшему юбилей. Ехали с ночёвкой - вечером встреча и разговоры, завтра поутру - лес, лыжи и шашлыки. Так у них было принято.

Катя крутила руль, лавируя в плотном потоке, включала и выключала дворники, чистившие заплёванное снегом стекло. Олег Павлович косился на дочку, в который раз пытаясь решить, на кого она была больше похожа, на него самого или на мать. Наверное, всё-таки на него. К сожалению. Ей сидеть бы в тёплом местечке, которое он после университета для неё было подыскал, ей замуж бы выйти и внуков ему нарожать, так ведь нет - непременно на мины. С пистолетом за жуликами по крышам и чердакам. И ведь никто спасибо не скажет, что характерно. Уж он-то знал это точно. Сам досыта нахлебался...

В тёмном заснеженном городе было подслеповато и мерзко, щётки размазывали по стеклу грязно-белые полосы. Хорошо хоть на завтра обещали переменную облачность и лёгкий морозец...

Весело урчал мотор, лежал на полу за сиденьем пакет со свининой, луком и перчиками 'вырви глаз'. Металлически-красный джип резво пробежал мимо Петропавловки, миновал улицу Куйбышева, по которой в самом деле ездить только на вездеходе - одно достоинство у неё, что короткая. Но едва Катя одолела Сампсониевский мост и включила левый поворотник, собираясь укатиться на Выборгскую, как по закону стервозности движение застопорилось. Спокойно дремавший на углу гаишник выскочил на середину перекрёстка и грудью закрыл выезд на набережную. Скоро со стороны Литейного моста послышался душераздирающий вой сирен, замелькали проблесковые огни - открывающие, закрывающие, и, сверкая