- Гм-м... - усомнился Демин. - А я подумал, вы его только на картинках видели.

- Совершенно справедливо, - улыбнулся стрелок, и Николай про себя отметил, что улыбка у него добрая и какая-то беззащитная. - И на картинках, и над Брянском. Только на картинках он несколько симпатичнее вьплядит.

- А в жизни?

- Желтобрюхий, нехороший такой, - поморщился стрелок, - мордочка острая, вся в желтых огоньках, когда он в атаку на тебя заходит. На борту пиковый валет: одна голова вверх, другая вниз. Наша 'пешка'

быстро сгорела... Он тоже. А я, как видите, стою перед вами.

Демин пошевелил выгоревшими бровями.

- Уж не хотите ли вы сказать, что сбили этот 'мессер'?

- Зачем же говорить, - потупился стрелок, - в летной книжке есть запись.

- И сколько же вы сделали боевых? - уже добрее осведомился Демин.

- Тот, о котором я позволил себе упомянуть, был пятым.

- А дальше?

- Госпиталь, четыре месяца переучивания на ИЛе, и вот - 'чуть свет... и я у ваших ног'.

- Знаете что, младший сержант, - вспылил вдруг Демин, - здесь вам не Малый театр и вы не Чацкий!

- Да. Актерские данные у меня не на уровне...

Демин вздохнул и покачал головой.

- Ладно. Идите устраивайтесь, - И сутулая спила Пчелинцева заколыхалась, удаляясь.

'Черт его знает, - подумал Николай, - прислали ;какого-то желторотпка. Надо его попробовать поскорее в воздухе. Если что не так, постараюсь отвязаться. С таким много не налетаешь'. Демин интуитивно чувствовал, что с появлением воздушного стрелка что-то новое вошло в жизнь его экипажа и она, эта жизнь, уже не будет такой, как прежде. Пожалуй, не было в полку более тихого и сработавшегося экипажа, чем деминский. Здесь все делалось без шума, незаметно. Самолет и оружие готовились в срок, и не было случая, чтобы в воздухе отказывали пушки или на посадке плохо выходили тормозные щитки. Если в зеленом теле машины фашистские зенитчики оставляли следы, дыры латались быстро, и к следующему вылету пробоин нельзя было уже отыскать. А в часы, свободные от полетов, каждый член его экипажа мог что угодно читать, кому угодно писать письма, думать о чем угодно. И как-то получалось, что этот маленький коллектив, дружный и спаянный в работе, в такие часы разобщался и каждый жил своею уединенной, одному ему подвластной жизнью. Только однажды она была нарушена, и произошло это кок раз накануне Орловско-Курского сражения. Механик Заморин самовольно ушел в соседнее село, выменял там старую гимнастерку на бутыль самогона и до бесчувствия напился.

Па другое утро Демин с состраданием глядел на его опухшее, покрытое рыжими мелкими конопушками лицо и вслух рассуждал:

- Что же мне с вами делать, Василий Пахомович?

Проступок есть проступок, и я вас должен наказывать.

Если доложу командиру, он даст губы на полную катушку. Уж лучше я сам. Трое суток отсидите?

- Отсижу, - с унылой готовностью заверил механик.

Демину ой как не хотелось его сажать. К этому сорокапятилетнему вологодскому крестьянину, бывшему бригадиру тракторной бригады, он относился с большим доверием, никогда не называл его на 'ты', даже в самые горячие минуты, какие нередко возникали на аэродром?

перед боевыми вылетами. 'Подумаешь, событие, пошел и напился, - с досадой думал Демин. - Да у него от золеной тоски по семье кошки на сердце скребут. Два сына на фронте, дома четверо полуголодных ртов. Седая голова, а я его на гауптвахту? Нет. Надо его избавить от этого срама'.

- Я постараюсь, чтобы вас вообще не наказывали, - сказал Демин.

Заморин выслушал обещание с низко опущенной головой, вздохнул.

- И за это спасибо, товарищ лейтенант, что нутро мое поняли правильно. Другой бы раскричался, а вы уважительно отнеслись. А насчет того, чтобы наказание миновать, так я думаю, что это будет трудно сделать. Уж лучше посылайте меня на гауптвахту, как по уставу положено, а то и на вас начальство коситься начнет.

- Нет, я все же попробую, - упрямо заявил Демин. - Нет правил без исключения, Василий Пахомович, - и побежал на КП.

- Ты с ума сошел, лейтенант! - хмуро воскликнул подполковник Заворыгин. - Самовольная отлучка свыше десяти часов! Да такая самоволка во фронтовых условиях - это же почти подсудное дело!

- Но он же от стыда чуть не плачет! - настаивал Демин, и на его правой щеке начал нервно дергаться мускул. - Вы только подумайте, товарищ подполковник.

Полвека человек прожил, два сына воюют. Старикан по складу своему наитишайший, а мы его за единственное нарушение в каталажку.

- Сыны воюют, говоришь? - переспросил Заворыгин и вдруг орвался, зaopaл, что с ним аередко случалось. - Да иди ты от меня к черту, чептенант! Мне боеroe распоряжение на завтрашний ДРНЬ в штаб дивизии надо отсылать, а ты лезешь со всякой мутью. Ну накажи его своей властью, выговор, что ли, дай перед строем.

Только не впутывай меня.

- Есть наказать своей влаетыо! - обрадованно выкрикнул Демин и побежал на самолетную стоянку.

Заморин сидел на пустом деревянном ящике в нескольких метрах от ИЛа, нервно курил. При виде командира кинул и затоптал тяжелым сапогом самокрутку.

- Так вот, Василий Павлович, - объявил Демин бодро. - Мне приказано наказать вас своей властью и без всякой гауптвахты.

- Спасибо, товарищ командир, - растроганно ответил механик. - Спасибо, что седины мои пожалели.

А своей властью вы мепя уже наказали. Тем, что душу мою поняли и простили. Я у вас в сплошном долгу.

- Ничего, - улыбнулся Демин, - работой расплатитесь, когда бои начнутся.

- Да уж это как есть, - вздохнул механик. - Насчет самолета можете нисколечко не сомневаться.

Это и была единственная беспокойная история в жизпи их экипажа. Но с появлением воздушного стрелка покой и выработанный долгими месяцами фронтовой жизни ритм были напрочь сломлены. На следующее утро после зачисления стрелка в боевой расчет пригнет Демин на самолетную стоянку и увидел картину, которая его сразу же озадачила. Голые по пояс Заморпн и Рамазанов бегали вокруг ИЛа следом за Пчелипцевым, отдававшим на ходу команды самым что пи на есть беспечным голосом. Потом они перешли на ходьбу, а Пчелинцев продолжал покрикивать: 'шире шаг', 'на носочках', 'руки вверх', 'вдох, выдох'. Был Демин добрым, покладистым парнем, но на этот раз почувствовал себя уязвленным.

- Это что за цирк? - осведомился он сурово.

- Зарядка делаем, товарищ лейтенант! - скаля в улыбке белые, один к одному, зубы, весело выкрикнул Рамазаиов.

Оружейница Магомедова, сидевшая на траве, аккуратно поджав под себя ноги в грубых кирзовых сапогах, с хитринкой взглянула на командира: ну как, мол, ты себя поведешь? Демин опешил от сознания собственной беспомощности. В строгой армейской жизни даже на фронте никто бы не мог запретить физзарядку. Это только поощрялось. Но всему наперекор Демин возразил:

- Зарядка, зарядка!.. А порядок на самолетной стоянке? Вон ветоши сколько ветром нанесло, а газетных обрывков! А почему шлемофон под фюзеляжем валяется? Место ему там, что ли?

- После зарядки уберу, товарищ командир.

- Мпе не после зарядки надо, а сейчас, - повысил Демин голос.

Пчелинцев взглянул на него из-под девичьих бархатпых ресниц, недоумевающе сказал:

- Я сейчас. Зарядка окончена, друзья.

Заморин и Рамазанов неохотно разошлись, а Магомедова с укором поглядела на командира з-кипажа. Демин все понял: новый воздушный стрелок пришелся им ко душе, а он потерпел поражение. От этого чувство неприязни к Пчелинцеву резко возросло. А младший сержзнт, успевший застегнуться на все