загоревшими ладонями латаные коленки и сердито посмотрел на товарища. Ну и брехло же Петька. Врал, врал, что отбирать в летчики майор или подполковник приехал, а на поверку оказалось, что самый главчый в этом деле их предрика. Тем временем Павел Артамонович задал Петьке несколько вопросов о родителях, о школьных отметках. Когда предрика спросил, почему тот решил идти только в летчики. Петька закипятился, ладонью стукнул себя в грудь:

- Как почему, товарищ Долин? Я парень риоковый, из меня знаете какой летчик получится! Когда выучусь, такой 'мимельман' сделаю!

- Не 'мимельман', а 'иммельман', - усмешливо поправил Долин. - Ну ладно, Петр Жуков. Теперь ожидай решения.

- Здесь? - нелепо переспросил Петька, но Долин покачал головой:

- Дома. По почте получишь.

Петька покинул кабинет, а Долин подошел к Николке, положил ему на плечи тяжелые ладони. И не только положил, сильно как-то придавил его к стулу.

- Да-а, вырос ты, Николка, - проговорил он медленно, - так вытянулся, что я бы на улице тебя уже и не признал. Помню, как ты, белоголовый, на току бегал.

И всегда капля под носом: и зимой и летом, что называется. - Он выпрямился и отошел к распахнутому окцу. Остановился у подоконника спиной к парнишке. - Мать-то не обижаешь?

- Не, что вы, - протянул Николка.

- Смотри, она у тебя хорошая.

- Мне это лучше знать.

Долин ревко обернулся, смерил удивленным взглядом Николку.

- Ишь ты, за словом в карман не полез-зшь. - И рассмеялся. А глаза строго и ощупывающе смотрели в лицо Николке. 'Небось на допросах он так и на арестованных смотрел, чтобы правду выпытать. Вишь, как сразу лицо изменилось', - подумал Николка, но не отвел взгляда. Долину понравилась эта минутная борьба.

- В тебе что-то есть от деда, Варвариного отца.

- А вы его разве знали?

- Знал, - как-то неохотно признался Долин. - Щеку мою видишь? Это он меня, окровавленного, из-под коня тогда вытащил, в лазарет под пулями доставил.

А я ему и спасибо сказать не успел. Его в тот же день...

на Сиваше снарядом. Хороший у тебя был дед. - Долин помолчал и так же неожиданно спросил: - А про отца, что скажешь?

Николка вздрогнул и поднялся, как на экзамене'

- Бросил.

- Гад он, - безжалостно отметил Долин.

- Не знаю, - упрямо сказал Николка и, тряхнув головой, смело посмотрел в глаза председателю, чуть не с вызовом повторил: - Не знаю!

- Да чего там 'не знаю'! - вскипел Павел Артамопович. - Бросить детей, ни разу не попытаться на них взглянуть - это ж самое беспардонное предательство.

Такому ни в борьбе, ни в бою верить нельзя. Да я бы такого, попадись он в мои руки...

- Не знаю! - глухо уронил Николка.

Увидев в глазах у парня крупно навернувшиеся слевы, бывший чекист с непохожей на него нежностью погладил крутой мальчишеский затылок:

- Ну, вот, а ещё летчиком стать собираешься.

- Я не буду, - угрюмо заметил Николка и отмахгулся мятой в кулаке кепкой, словно ему было жарко.

А Долин снова подошел к окну, его что-то там заинтересовало. Председатель с интересом за чем-то наблюдал, и новый вопрос застал Николку совсем врасплох.

- А зачем ты, собственно говоря, хочешь стать лет-, чкком?

Николка молчал, собираясь с мыслями. Но Долин пе стал дожидаться, ответил сам, продолжая смотреть в окно:

- Если ты хочешь стать летчиком для того, чтобы совершать только подвиги, возьми свое заяв шние обратно. Если ты хочешь гнаться за Чкаловым и обязательно стать таким, как он, тоже возьми свое заявление обратно.

Не ошибешься. Нам не нужны герои-одиночки. Не для того мы проводим этот набор. Пойми, Николка, другое приходит время. Сейчас дело не в перелетах дальних и не в рекордах.

- А в чем же? - озадаченно спросил Демин.

- В том, что фашисты готовятся к войне. И она разразится, эта проклятая война. Через год, два, три, но обязательно разразится. Не. таков Гитлер, чтобы отказаться от своих планов и от своего сочинения, которое он назвал 'Майн кампф'. Моя борьба, значит.

- Знаю. У меня по немецкому пятерка, - похвастался Демин, по Долин как будто и не слышал.

- Нам нужны сейчас не герои-одиночки, - продолжал си, а тысячи воздушных солдат. И чтобы каждый из них шел на полеты не как на подвиг, а как на работу. Нелегкую, но нужную для человечества. Шел, как твоя, скажем, мать, Николка, выходит на оев или покос. Как сам ты ходишь в школу. Каждый день, каждый день. Понимаешь? Летчик - ото не тореадор какой-нибудь. Кстати, ты знаешь, что такое тореадор?

- Знаю, Павел Артамонович, - отмахнулся Демин, - я эту оперу 'Кармен' два раза по радио слушал. Арии могу из неё петь. И 'Фиесту' этого самого писателя...

как его...

- Хемингуэя, - засмеялся Долин, отходя от окна.

- Вот, вот, Хемингуэя, - обрадованно подхватил Нпколка, - я его 'Фиесту' тоже читал... Только не все в пей понял. Пьют там очень много.

- Ладно, ладно, придет время - поймешь, - совсем уже развеселился предрика и, подталкивая его к двери, сказал: - А теперь дуй домой, Николка. Матери привет.

А вызов, если примем решение, получишь.

И случилось так, что он действительно получил вскоре повестку, где предлагалось ему явиться в райвоенкомат ещё на одну комиссию - самую главную. Чго же касается Петьки, то и ему был прислан зеленый конвертик, только с уведомлением, что медицинская комиссия по состоянию его здоровья не имеет возможности рекомендовать его в летное училище. После этого Петька несколько дней не показывался на глаза ребятам, а махь Николкпча, узнав о решении сына, пе находила себе места: то ревела в три ручья, то грозилась его побить, а потом снова начинала реветь. И так продолжаюсь, нога дядя Тихон не урезонил Варвару:

- Аль ты всю жизнь под подолом держать его собралась? Смотри, богатырь какой вымахал. Разве такою удержишь! Пусть вылетает из родимого гнезда. Гляди, ещё комбригом каким авиационным станет, по струнке будем при ем ходить...

И уставшая от горя Варвара обессилеттао согласилась.

- Я только на что надеюсь, - подавленно сказала она. - Может, его, шалопая, на той самой главной комиссии забракуют.

- Не-е, - засмеялся дядя Тихон, - приготовься к разлуке, мамаша. Не воротится он больше к нам в Касьягювку на постоянное местожительство. Только как гостя жди, с обновами.

Лежа под нагревшейся плоскостью штурмовика, Демин вспомнил, как он рвался из училища на фронт.

По завершить программу обучения удалось лишь в начале сорок третьего. Это уже была весна нашего наступления; фашистская Германия только-только успела оплакать армию Паулюса, разбитую под Сталинградом, были уже освобождены Ржев, Вязьма, Гжатск. Выбили немцев и из родной его Касьяновки, находившейся на стыке Вяземщины и Смоленщины. Демин, давно не имевший известий от своих, ааконец получил от матери письмо. Сердце его заледенело, когда он прочитал его. Где-то поблизости гремела артиллерийская канонада; уже второй день шло сражение на Курской дуге, уставшие за день летчики спали в землянках, а Демин, дежуривший на командном пункте, все повторял и повторял про себя корявые материнские строки, и перед ним вставали картины одна другой страшнее. Злые слезы текли по его лицу. Маленькая сестренка Верка! Он рос с ной вместе и по обязанности старшего брата стирал её платьица и