багряным краешком солнца над рыжей насыпью капонира и Леню, склонившегося над листом ватмана, его непокрытую голову, чистые глаза с легкой грустинкой. На портрете Зара выглядела гораздо интереснее, чем в жизни. Нежные Ленины руки пригладили остроту скул, сделали более мягкими очертания рта, а подбородок украсили родинкой. Была Зарема на этом портрете похожа на лермонтовскую грузинку, разве что не несла над головой кувшин с ледяной водой из горной реки.

Демин обнял её за плечи и вздохнул.

- Эх, Ленька, Ленька. Жил бы ты да жил.

- У нас даже фотографии его не осталось, - горько посетовала Зарема. Ничегошеньки.

'Как так 'ничегошеньки'? - подумал про себя Демин. - А тетрадь? Черная клеенчатая тетрадь. За реме, пожалуй, об этой тетради говорить ещё рано. Вот когда допишу, тогда и расскажу. Пусть подивится'.

Он встал с дивана и скатал:

- Ладно, Зарочка. Вспомнили - и за дело. Видишь, сколько ещё у нас забот. - Он глазами указал на расставленные в беспорядке узлы.

Всего третий день жили они в комнате, полученной от горсовета, и теперь, засучив рукава, Демин белил стены, поправлял на потолке местами осыпавшуюся штукатурку, вкручивал замки и розетки. Зара вымыла тщательно полы и окна. И вое эти дни они ходили как во сне, с трудом веря, что в такое трудное время тш выпало счастье получить комнату.

Домка Егоровна, узнав об их отъезде, не на шутку опечалилась.

- Значит, сбегаете, - сердито причитала она, по потом смирилась. Оно, конечно, и вам надо в жизни устраиваться прочнее, а я почему ворчу больно уж по душе мне пришлись. Я вот и ребеночка понянчить мечтала.

- А вы к нам теперь приходите, - сказала Зарома, - самым дорогим гостем будете.

- Ужо и на самом деле приду, - ответила Домна Егоровна.

В ту пору каждому честно провоевавшему офицеру при уходе из армии по приказу правительства выдавалось на руки пять должностных окладов. Получил их и командир звена капитан Николай Прокофьевич Демип.

За ночи, которые недосыпал на фронте. За боевые вылеты, за кровь, пролитую от вражьих зениток.

Ол никогда ещё не держал в руках такой крупной суслил. Шутка ли: восемь с лишним тысяч рублей. Шагая домой из балка, долго думал о том, какой бы подлрок сделать жене. У Заремы были и демисезонное и впмпее пальто. Но когда, гуляя в центре города, они проходили мимо витрин, Ззра пе без интереса поглядывала на дорогие наряды. Правда, она старалась не подавать виду, лишь одна вещь, - модная по тем времегам чернобурка - по давала ей покоя. У магазина 'Меха' она шутливо говорила мужу:

- Уй, уведи меня отсюда, Коля, поскорей. Смотреть пе могу, до чего красивая вта чернобурка.

Демпн в такие минуты лишь подавленно вздыхал.

Теперь он впервые подумал о том, что может купить чернобурку. 'Подумаешь, три тысячи из восьми. А пяти нам и на дешевую мебелишку, и на прожиточный минимум хватит'. Он на мгновение представил, как обрадуется и затанцует вокруг него Зара, и решительно толкнул дверь. Пожилой меховщик с горбатым носом, седыми висками и располагающей улыбкой на сытом бойком лице задержал его ненадолго. Справившись о росте Заремы и цвете её волос, он предложил на выбор три 'сногсшибательных', как он выразился, экземпляра.

Одни из них был упакован, и вскоре Николай предстал с ним перед женой. Зара занималась, была погружена в учебники и не особенно внимательно отнеслась к приходу мужа.

- Уй! - воскликнула она. - Я тут совсем зашилась. Завтра зачет, а тут столько непрочитанных страниц. - Лопать хочешь? Есть суп и манная каша. Могу ещё вчерашнюю карюшку разогреть.

Демин промолчал. Она углубилась в книгу, пробубнила вслух какую-то фразу и вскоре снова спросила:

- Так будешь ужинать?

Демин бесшумно развернул сверток, подошел на цыпочках к жене и набросил на её плечи переливающийся пушистый мех.

Зара сидела в платье с короткими рукавами и в прохладной комнате успела уже озябнуть.

- Уй, что это такое? - откликнулась она, по-прежнему углубленная в чтение. - Как греет!

Демин не ответил, и тогда Зарема не сразу ощупала рукой предмет, наброшенный ей на плечи, а потом неторопливо его сняла в полной уверенности, что это какая-нибудь старая домашняя принадлежность. Наконец глаза оторвались от текста о римских войнах и оторопело скользнули по дорогому меху. Демин, скрестив руки, наблюдал за тем, как быстро меняется выражение её глаз, пунцовеют мочки ушей и щеки.

- Коля, что это такое?

- Не знаю, - весело захохотал Демин.

Зарема застыла посреди комнаты.

- Коля! Милый. Но ведь у тебя же нет зимнего пальто, ты ходишь в старой шинели, а на носу холода.

- Знаешь, Зарочка, - проговорил он счастливо, - мне холода и зимнее пальто - ничто, когда ты радуешься. Я хочу, чтобы моя жена была одета красиво.

...Осень приносила им не только радости, но и огорчения. Как ни старался Демин, но поступить в энергетический институт ему не удалось: бесславно срезался по математике. Недолго погоревав, махнул рукой и отправился в педагогический.

- Понимаешь, Зара, - рассказывал потом Демин, - на сей раз результат лучше. С историей вообщэ повезло. А вот на литературе перепутал пушкинские даты и Лермонтову приписал некрасовское стихотворение Срам, да и только. Мой экзаменатор, лысина у него прикрыта тремя жиденькими косичками, долго-долго стекла пенсне протирал, как будто они запотели. 'Да, - говорит он, - не блестяще, молодой человек. Не знаю, право, что с вами и делать. Читать-то вы любите?' И тут меня осенило. Даже не ожидал от себя такого нахальства. 'Не только, отвечаю, читать люблю, но и сам стихи пишу'. - 'Это любопытно', - говорит старичок из вежлнвости, а сам ладошкой прикрывает зевок. 'Ну, думаю Демин, песенка твоя спета'. Встаю это я мочча, а старичок говорит: 'Нет, пет, все же почитайте'. И я ему все, что знал, отчеканил. Была не была - все разно погибать. Только смотрю, глаза у него теплеют. А когда я нашу полковую песню прочитал, старичок пз-за стола вышел. 'Нет, вы определенно, говорит, интересный и нужный нам человек. Стихи ваши далеко ещё не шедевр, но живинка в них есть'. Короче говоря, взял он ручку, обмакнул в чернила...

- И поставил четверку? - облегченно вздохнула Зарема.

- Бери выше, - захохотал Демин. - Пятерку закатил. Но потом подумал и вывел рядом жирный, жирный минус. 'Это я вам за Пушкина, молодой человек.

Нельзя этак с Александром Сергеевичем обращаться'.

- И, значит, ты теперь студент литфака?

- Студент, Заремочка.

Так и катились дни - быстрые, легкие, какие-то очень прозрачные оттого, что время, наполнявшее их, не было бременем. Да и разве могло оно быть бременем, если было наполнено до краев одной лишь нежностью от какой кроме радости и свежести ничего не приобретает человек. Со всей откровенностью летчика, привыкшего к любому риску в воздухе, Демин готов был ради благополучия и счастья Заремы рисковать чем угодно на земле. И Зарема об этом столь же хорошо знала. Не всегда сдержанная в своих ласках, считала она, что самое драгоценное человеческое тепло - это тепло любви.

Расписались Зарема с Николаем в загсе только тогда когда понадобилось оформить ордер на одиннадцатимегровку с отдельным входом. До этого они забывали, что когда-то надо расписываться.

Зара небрежно держала бедно оформленный листок и грустно говорила:

- Какой же он скучный, Коленька! Просто не верится, что любовь можно уместить в протокольные строчки, да ещё припечатать. И слово-то какое скучпое - брак!

- Меня другое беспокоит, Зарема, - хмурился Демин. - Свадьбу мы по-настоящему сыграть сейчас не можем. И деньжонки поразмотали, и друзей близких ещё не нажили в этом огромном городе. А как бы хотелось фату на тебе увидеть: легкую, воздушную. Она бы таким бровям пошла, - улыбнулся он и