Ты думаешь, вам оно с рук так и сойдет? Нет, брат, шалишь! Поперхнешься!.. Неповинного человека не моги запорочить! Правда-то божья выплывет!.. Вы думаете, там ваших делов никто и не знает? Ан, нет, врешь, шельма! - я знаю: Селифан Ковалев и докажет значит!

- Что ты знаешь-то? Ну, что ты знаешь? пьяная твоя рожа, - беспокойно наступала на него Рахиль.

- А то и знаю, что у вас ребенок был, а теперь нетути, а ты его со двора снесла, а теперича перед следственным обе зарекаетесь: знать, мол, не знаем. А мне оно известно, я на вас, иродов-кровопивцев, и докажу начальству, потому - барин-то добрый - вона, синягу ни за што дал... а от вас, каков он гривенник есть - и того не жди!.. А я выпил, дай бог ему здоровья... и сам завтра с вами пойду... Вот оно что!..

Хмельной Селифан долго еще бормотал на эту тему, только уже сам с собою, потому что Рахиль после этих слов озабоченно и поспешно шмыгнула мимо его - поскорей сообщить своей барыне, что дворник, мол, болтает недоброе что-то.

У страха глаза велики. Акушерка, выслушав и раза три внимательно переспросив свою служанку во всей подробности - насколько та могла передать ей разговор свой, - очень встревожилась и немедленно послала ее к дворнику, с поручением, чтобы тотчас залучить его к себе на квартиру. Ей хотелось самой разузнать от него, в чем дело, и задобрить какою-нибудь подачкою. Она высунулась в форточку - дворник бродил себе по двору и все еще бормотал про гривенник и синягу.

- Селифанушка! А Селифанушка! Подымись-ко сюда, голубчик!

- Для че вам?

- Надо... Подымись, я тебя чайком попою...

- Ладно! Теперича так и чайком, а то и гривенника николды не дождешься! Некогда ходить мне по чаям... Вот ужо в части повидаемся!

Маневр не удался. Кулак-баба спешно стала одеваться и, встревоженная, поскакала прямо к великому юристу и практику за надлежащими советами потому, дело такое, что и ума не приложишь.

Едва успела она, запыхавшись, передать ему всю неясную суть полученного ею известия, которое немало-таки озадачило Полиевкта Харлампиевича, как вдруг туда явился новый, нежданный посетитель.

У Хлебонасущенского екнуло сердчишко чем-то нерадостным.

- Ну, что скажете, милейший мой Кузьма Герасимович?

- Нехорошо-с... дело тово... весьма экстраординарный оборот! - с внушительной важностью шевельнул бровями Пройди-свет-письмоводитель. Позвольте объясниться конфиденциально-с?

Хлебонасущенский удалился с ним в кабинет.

- Оно, изволите видеть, дела у нас много... - начал ему рассказывать письмоводитель. - Я прихожу нынче в канцелярию после обеда, соснувши этак с часик. Позаняться надо было бумажонками там кой- какими спешными. Вдруг прилетает этта господчик - Бероев-то этот. Гляжу я, словно бы муха его укусила, себя не чует человек от полноты душевной. 'Дома, говорит, господин пристав?' - 'Уехавши'. - 'Скоро будет?' - 'К ночи, говорю, надо полагать, вернется, а раньше едва ли. Да вам что, говорю, угодно? Ежели какая- нибудь экстренность по делам, то либо написать ему потрудитесь, либо мне, говорю, сообщите для передачи, а мы уж немедленно же и зависящее распоряжение сделаем, коли это важная экстренность'. Дал я ему тут письменную принадлежность, а он вот что-с изобразить изволил! Не угодно ли пробежать? закричал Пройди-свет, вытаскивая из бокового кармана свернутый лист бумаги.

Хлебонасущенский поморщился и стал читать, сначала довольно хладнокровно, но потом руки его невольно дрогнули, и физиономия потеряла всякую приятность, ибо значительно вытянулась и побледнела.

Дело казалось нешуточное. Это было формальным образом изложенное письмо на имя пристава о всех обстоятельствах, узнанных Бероевым от дворника, где между прочим и о Полиевкте Харлампиевиче упоминалось.

- Что же вы теперь намерены делать? - слабо спросил он Пройди-света.

- В ихнюю часть телеграфировать будем, чтобы дворника этого назавтра к допросу представить.

- А нельзя ли как-нибудь сделать отвод этого свидетеля?

- М-м... трудновато-с, - призадумался письмоводитель, потирая палец о палец. - Приметы экипажа вашего явственно обозначены, а также и число посещений, - объяснил он. - Могли, значит, кроме его, еще и другие лица видеть - мелочной сиделец, например, - и ежели на повальном обыске окажется, что точно заприметили этих шведочек, то, я вам доложу-с, - для вашей амбиции мораль подозрительная может произойти. Притом же и вы тогда к следственному делу всенепременно будете притянуты. А эту самую персону, что в гостиной у вас теперь сидит, завтра же арестуют вместе с служанкой и по секретным упрячут. Может, и до сознания доведут; особливо, как ежели дворник уличать-то их станет.

Практик в сильном волнении зашагал по комнате: 'Господи! Все было так хорошо устроилось, все ехало, как по маслу, можно сказать, к счастливому финалу приближались. Рубикон перешли, и вдруг - дворник какой-нибудь с этим ослом Бероевым все труды и усилия за один мах похерят. Оскорбительно!'

- Задержите телеграмму! - стремительно повернулся он к Пройди-свету, озаренный новой мыслью.

Тот замялся и, ничего не ответив, только за ухом почесал, с улыбкой весьма сомнительного качества.

- Непременно, во что бы то ни стало, задержите! - настойчиво приступил Полиевкт Харлампиевич, который в эту минуту не без основания сообразил, что в дальнейшем деле, при таковом его обороте, будет страдать уже его собственная шкура, не говоря об остальных, а в том числе и о шкуре князя Шадурского.

- Ну, нет-с, оно довольно затруднительно насчет приостановки! вздохнул письмоводитель, словно бы после сытного обеда, во всю широкую грудь. - Боже борони, что-нибудь окажется - сам под суд попадешь, продолжал он, - а у меня - жена да дети, и человек я, к тому же, недостаточный, как вам небезызвестно: так мне-то оно не тово-с...

- Сколько вам надо? - решительно и без всякой уже церемонии спросил его Хлебонасущенский.

Тот замялся: очевидно, хотелось хватить цифру покрупнее.

- Вы уж лучше на этот счет сами извольте почувствовать и сообразить, сколько бы за такое дело можно положить, без обиды, по совести, - ответил он Полиевкту. - Вы мне, например, назначьте, а я, коли мало, скажу: 'мало', а коли много, я - 'много' скажу. Так мы это дело по чести, промежду себя, и обстроим.

Хлебонасущенский подумал.

- Радужную...* желаете? - предложил он.

______________

* Кредитный билет в сто рублей (жарг.).

Пройди-свет упер в него свои глаза, выражавшие очень ясно: 'Гусь ты, братец, точно что гусь, да напал-то на лебедя!'

- Желаете? - повторил тот.

- Мало.

- А две - тоже мало?

- Всеконечно-с... Да уж коли сами спросили, стало быть, чувствуете, что мало!

- Ну, а три?

- Мало! - с сокрушенным вздохом опустил он глаза в землю.

- Ну, а четыре?

- М-м... почти что мало, к сожалению: дело рискованное...

- Пять?

- Это будет достаточно.

- Но я нахожу, что пять уже много.

- Взгляды, знаете ли, бывают различны, и мнения разноречивы, - это даже и в английском парламенте случается. А княжеская касса богата: ее пятьсот рублей на бедного человека не разорят, полагаю.

Хлебонасущенский согласился с этим аргументом и заплатил. Он сам очень хорошо сознавал, что последнее сообщение Пройди-света весьма и весьма-таки важно и стоит, пожалуй, даже побольше, чем пятьсот рублей, но не мог не поторговаться, потому таков уж обычай, такова натура. Условились - до утра скрыть бумагу от следственного пристава и, стало быть, отсылку вызова предоставить, обычно формальным образом, на его собственное благоусмотрение. По такому расчету времени у Хлебонасущенского все-таки оставалось немного даже менее суток; поэтому он немедленно отправился на генеральный совет к ее