Укомплектовывают эту корпорацию обыкновенно толкучники и апраксинцы, которые проторговались вконец и, обанкротившись, примазываются кое-как, ради насущного хлеба, к маклаковскому обществу, куда вступают по большей части племянниками, что обязывает их, за какой-нибудь гривенник или пятиалтынный, справлять подручную работу на хозяев, то есть бегать за ломовиками и отправлять, под своим присмотром, купленное добро в складочные на толкучий рынок. Члены этого братства искони разделили себя на две категории. К первой принадлежат физиономии сытые, в 'пальтах' и лисьих купецких шубах; ко второй - физиономии испитые и голодные, в пальтишках и чуйках. Первые ворочают всем делом и называют себя хозяевами; вторые батракуют и племянничают. Хотя нет того дня, чтобы между членами не выходило ссоры и даже потасовки, однако мудрое правило: 'рука руку моет' всевластно царит над маклаковским обществом. Тут же труждающиеся и обремененные прогаром, то есть банкротством, находят для себя в некотором роде мирное и тихое пристанище, ибо аукционный промысел во всяком случае дает своим адептам-племянникам возможность хлеб жевать, а хозяева иногда сколачивают и капитальцы весьма почтенного свойства.

Наконец появились в Машиной квартире и кредиторы с несколькими посторонними покупателями и двумя-тремя толкучными торговками, что торгуют подержанным платьем и разным тряпьем. Таков обычный характер публики, присутствующей на всевозможных аукционах. Помощник с аукционистом взглянули на часы и послали за хозяйкой. Маша вышла к ним, бледная и смущенная: она не ждала такого большого сборища.

Гурьба маклаков встрепенулась - по комнате пошел легкий, полушепотливый говорок. Аукционист даже с некоторой подобающей торжественностью стал на свое место за столом, постучал для начала молотком своим и, заглянув в реестр, внятно-монотонным голосом начал выкрикивать.

- Шубка на лисьем меху, воротник соболий - три рубля; кто больше?

Корпорация маклаков тотчас же выслала из своей среды пять 'выборных хозяев', назначение которых в этом случае - торговаться, то есть справлять службу за 'обчество', пребывающее на сей конец в полном безмолвии.

Подручный аукциониста вытащил и понес напоказ публике продающуюся вещь.

- Три рубля - кто больше? - повторил аукционист, флегматически постукивая слегка молотком и обводя взорами публику.

- С кипейкой! - пискнул чей-то голос в углу, за многочисленными спинами покупателей.

- Мартын на алтын, а Федосья с денежкой, - пробасил, в виде остроты, один из выборных, и острота эта очень утешила братию.

- Три с копейкой - кто больше?

- Десять рублев!

- С пятачком!

- Гривна!

- Полтинка!

- С семиткой!

- Тринадцать рублей семь гривен - кто больше? - монотонит между тем аукционист.

Из публики, не принадлежащей к маклаковскому 'обчеству', продирается вперед солидных лет господин с явным намерением набивать цену, чтоб оставить вещь за собою.

- Куды те, лешего, прет? стой на месте! - дерзко ворчат на него ближайшие племянники, нарочно заслоняя дорогу. - Чего толкаишься? барского форсу показывать, что ли, захотел?

Солидный господин оскорбился и подымает перебранку с ближайшим из оттиравших его маклаков. А тем только того и надо. Пускается в ход первая из обычных маклаковских уловок: господина обступают несколько человек и своим смехом да новыми дерзостями неослабно поддерживают начатую перебранку, стараясь во что бы то ни стало отвлечь внимание солидного господина от молотка аукциониста. А молоток этот меж тем все постукивает себе полегоньку, и не успел еще солидный господин сделать маклакам достодолжное внушение насчет своего ранга и сана, как молоток громко пристукнул последний раз - и вещь осталась за одним из выборных обчества в двадцати рублях, тогда как стоила триста. Маклаки утешаются. Господин - с носом; видит, что поддался на уловку, и дает себе слово впредь на таковую уже не поддаваться, а стойко выдерживать характер, не отвлекая внимания от аукциониста. Маклак - народ зоркий: взглянет на физиономию и нюхом чует уже, как лягавая собака, в чем кроется дело.

- Бурнус-манто бархатный, стеганый на гагачьем пуху - два рубля. Кто больше? - снова постукивает аукционист.

- Рубль!

- Пятачок!

- Три копейки!

- Пять рублев!

- Шесть!

- Продал! - замечает, обращаясь к соседу, маклак, предлагавший пять рублей, что на языке маклаков значит - отступился и больше торговаться не намерен.

- Четырнадцать рублей восемь копеек, - кто больше?

- Десять рублей! - возглашает солидный господин, стоя в кучке маклаков, все-таки не допускающих его продраться вперед к аукционисту.

- С рублем, - спокойно замечает в ответ ему один из выборных.

- Еще десять! - настаивает солидный.

- Еще с рублем, - отпарировал другой выборный.

- Ишь ты - голь, шмоль и компания, а как форсится! - дерзко смеются в глаза солидному господину окружающие маклаки, с целью подстрекнуть его на продолжение торга.

Аукционист придерживается и не выкрикивает вновь надбавившуюся сумму.

Один из выборных исподтишка одобрительно мигает ему глазком: хорошо, дескать, дружище, порадей на мир - не оставим.

- Десять рублей! - горячась, набивает меж тем антагонист маклаков, явно задетый за живое.

- Забастуйте-ко лучше, ваше благородие, неравно карман у вас с дырам: проторгуетесь.

- Кто больше? - вопрошает аукционист.

- Пятак!

- Пятнадцать рублей! - настойчиво кричит солидный, начиная 'зарываться'.

- Рублик!

- Еще пятнадцать!

- Продали! - с предательской усмешкой слышится на стороне маклаков.

В конце концов, после пятиминутного торга, незаметно оказывается весьма почтенная цифра.

- Сто сорок три рубля, пять копеек. Кто больше? - кричит аукционист.

Молчание.

- Раз! - удар молотка. - Кто же больше?

- Опять молчание.

- Два!.. Никто, что ли, не хочет? Сто сорок три рубля, пять копеек больше кто?

Опять-таки полнейшее молчание. У солидного господина начинает сильно вытягиваться физиономия: видит, что зарвался, и снова попался на удочку.

- Три! - возглашает аукционист, пристукнув молотком. - Вещь за вами, позвольте получить деньги.

В гурьбе маклаков раздается громкий хохот.

- Честь имеем с дешевой покупкой поздравить! - апраксински-вежливо обращаются некоторые из них к своему антагонисту. - Позвольте вам, господин, билетик с адресом наших складов вручить: у нас такое манто при безобидной уступочке за девяносто пять можете получить всенепременно-с!

- Штука-то, братец, важнецкая!.. Лихо на перебой поддели! Вперед не суйся! - слышится говор в гурьбе - и действительно, проученный таким образом солидный господин - можно сказать с достоверностью - уж больше не сунется на аукционную продажу и не заставит повторить над собою вторую из обычных маклаковских проделок, известную под именем перебоя.

Маша с полнейшим равнодушием глядела на этот сбыт ее имущества. С выздоровлением прежняя тоска не возвращалась к ней более; напротив, ею овладела какая-то бессознательно-рассеянная и глубокая апатия, совершенная нечувствительность ко всему, что бы с ней ни случилось. Этот апатический покой был