– Не глупи. Ключ от входной двери. – Я держал в руках шестидюймовое гамбургское скобяное изделие.

– Берт, извини. Я немного…

Я кивнул, но продолжал обыскивать карманы Карлоса в поисках каких-нибудь бумаг.

И в конце концов нашел. Лист был отпечатан на машинке и начинался так:

«Джорджио да Кастельфранко, известный как

Джорджоне;

«Венера с пистолетом»

Затем следовало краткое описание картины и ее размер, немного о том, что она «подогнана под раму неизвестным художником семнадцатого века, с подписью «Giorgione pinxit», и заканчивалось все так:

«По моему мнению, это работа Джорджоне. Несмотря на отсутствие атрибуции, учитывая тот факт, что она в течении нескольких веков пребывала во владении венгерской семьи, стиль, оттенки, поза и экспрессия фигуры хорошо сочетаются с другими работами, общепризнанными как написанные этим автором. Поэтому я оцениваю ее в 3 500 000 долларов».

Подписи под документом не было.

Я передал его Элизабет, а все остальное положил назад.

– Что такое «атрибуция»?

– История жизни картины. «Из коллекции Джекоба Астора, выставлялась в Чикаго, описана в монографии Беренсона», – вот так примерно.

– Это примерно то, что ты написала бы для Манагуа?

Она растерянно кивнула.

– Но этого я не писала. И не Карлос – он бы не смог.

Я поднялся с края ванны, вышел в гостиную, достал упаковку, в которой прибыла сюда картина, и стал паковать ее заново.

На это понадобилось время. Лиз вошла прежде, чем я закончил.

– Что ты делаешь?

– Это мы заберем с собой.

– Берт, мы не можем…

– Она нам понадобится. Мне кажется, я догадываюсь, что все это значит.

Но предстояла чертова работа. У Лиз было два объемных чемодана, у меня – один большой, для контрабанды, и сумка для самолета. И даже повесив одну сумку на плечо, у нас оставалась на двоих одна свободная рука. Весь тротуар был покрыт комками замерзшего снега, ветер хлестал в полотно, заставляя меня шататься, как пьяный матрос.

Мы свернули за угол, потом за второй, но не увидели ни души. Потом впереди показалась хорошо освещенная улица, и мы вышли на Роттердам-штрассе. Наконец-то я понял, где мы находились последние двадцать четыре часа.

Еще через сто ярдов и три остановки, чтобы перевести дыхание, мы нашли маленький старый отель с бронзовой табличкой на стене, утверждавшей, что ему присвоены две звезды какой-то туристической конторой три года назад…

Мы зашли туда, зарегистрировались и отдали наши паспорта. Мне не очень нравилось все это – мы все еще были недалеко от места упокоения Карлоса Макгрегора. И картина вызывала любопытство.

– Наше авто, – попытался объяснить я, – ist caput. – Я ткнул пальцем в направлении, совершенно противоположном тому, откуда мы пришли. – Аккумулятор капут. – Я немного порычал, изображая мотор, не желающий заводиться.

Малый за конторкой нас понял. Он предложил позвонить в гараж, но я отказался, заявив, что этим лучше заняться завтра. Он даже пошутил, что по крайней мере никому не удастся угнать машину с неисправным аккумулятором.

Может быть, все это помогло объяснить, почему мы идем пешком с большим багажом и тащим огромную картину.

Номера были чуть лучше той квартиры, но ненамного.

Огромные кровати со спинками, украшенными медными шарами. Толстые стеганые, типично австрийские перины. Холодная и горячая вода в каждой комнате. Правда нет телефонов, но все же довольно неплохо.

Мы бросили свои сумки и картину, потом Лиз сказала::

– Ну, а теперь в полицию.

– Не уверен…

– Берт, ты не можешь…

– Слушай, я убил человека. Это потребует бесконечных объяснений.

– Тебе придется рассказать, как все было. Ты даже мне еще не рассказал.

– Давай поступим так: сначала скажем обо всем нашей хозяйке, хорошо?