выучил сам ты:Деревня и голод, барак и вокзал,Тюряги, штрафные, десанты...А Вологда стынет седой белизной,Пылает очьми- куполами!...И горб мой, гляди-ка, встает надо мной —Сияньем, похожим на пламя...Я эту часовню весь век стерегу:Здесь овощ хранит государство...А небо – река!... А на том берегу —Иное, счастливое царство...А люди идут, говорят как поют,Ругаются страшно и зыбко...А Страшный – малеванный – сбудется Суд,И сбудется Божья улыбка — Над миром, где бьют по коврам на снегу,Где птичьего – искры! – помета,Где вкусно махорку свою подожгуДля мыслей большого полета...И так затянусь... И так ввысь полечу...Поежусь в фуфаечке драной...Художник... затепли во храме свечуЗа все мои рваные раны...

Чудесный лов рыбы

Огромной рыбой под Луною – Волга:Как розовая кровь и серебро!Бери же сеть да ставь!... Уже недолго —Вот все твое добро:Дегтярная смола ветхозаветной лодки,Тугая, ржавая волна —И женский лик Луны, глядящий кроткоС посмертного, пылающего дна...Ловись же, рыба! Ты – еда людская.Скрипи, уключина! Ты старая уже.Ох, Господи, – рыбачка я плохая,Но в честь отца, с его огнем в душе,Так помня тех лещей, язей, что ты, с крючка снимая,Бросал в корзину в деньгах чешуи, —Ты молодой, ты, маму обнимая,Ей шепчешь на ухо секреты: о любви... —Так в полный рост встаю я в старой лодке.Клев бешеный. Не успеваю снять:Река – рыбалка – слезы – смех короткий —Пацанка на корме – невеста – мать —Рыдающая на отцовом гробе —И снова – в плоскодонке – на заре — Старуха в пахнущей лещами робе.И рыба в серебре.И космы в серебре.

Похороны

Хоронили отца. Он художником был.Гроб стоял средь подрамников, запахов лака —Средь всего, чем дышал он и что он любил,Где меж красок кутил, где скулил, как собака.Подходили прощаться. И ложью речей,Как водою студеной, его омывали...Он с улыбкой лежал. Он уже был ничей.Он не слышал, чьи губы его целовали.Гордо с мамой сидели мы в черных платках.Из-под траура – щеки: тяжелое пламя.И отец, как ребенок, у нас на рукахТихо спал, улыбаясь, не зная, что с нами...Нет, он знал! Говорила я с ним как во сне,Как в болезни, когда, лишь питьем исцелимый,Все хрипит человек: – Ты со мной, ты во мне, —И, совсем уже тихо: – Ты слышишь, любимый?...А потом подошли восемь рослых мужчин,Красный гроб вознесли и на плечи взвалили.И поплыл мой отец между ярких картин —Будто факел чадящий во тьме запалили.Его вынесли в снег, в старый фондовский двор.И, как в колокол, резкий рыдающий ветерВ медь трубы ударял! И валторновый хорТак фальшивил, что жить не хотелось на свете.

Душа летит над землей. Неоконченная картина

...Прости, прости же, дочь. Ты положилаТуда – с собой – бутылку да икону...И вот лечу, лечу по небосклонуИ плачу надо всем, что раньше было.И больше до тебя не достучаться.А лишь когда бредешь дорогой зимнейВ дубленочке, вовек неизносимой, —Метелью пьяной близ тебя качаться.Я вижу все: как входишь в магазиныИ нищую еду кладешь рукоюВ железную и грязную корзину,Плывя людскою гулкою рекою.Я вижу все – как бьет отравный ветерТебя, когда идешь ты узкой грудьюНасупротив такого зла на свете,Что легче камнем стынуть на распутье.Я вижу, как – осанистей царицы —Ты входишь в пахнущие потом залыЗолотоглавой, смоговой столицы,Которой всех поэтов было мало! Но слышу голос твой – браваду улиц,Кипение вокзалов, вой надгробий —Когда гудишь стихами, чуть сутулясь,Ты, в материнской спавшая утробе! О дочь моя! Да ты и не святая.Клади кирпич. Накладывай замазку.Пускай, немой, я над землей летаю —А ты – мои голосовые связки.Так спой же то, что мы с тобой не спели:Про бубен Солнца и сапфиры снега,Про вдовьи просоленные постели,Про пьяного солдатика- калеку,Про птиц, что выпьют небеса из лужи,Пока клянем мы землю в жажде дикой,Про рубщиков на рынке – и про стужу,Где скулы девки вспыхнули клубникой,Про поезда – верблюжьи одеялаПовытерлись на жестких утлых полках! —Про то, как жить осталось очень очень малоВ крутой пурге, – а ждать уже недолго, —Про то, как вольно я летаю всюду,Бесплотный, лучезарный и счастливый, —Но горя моего я не забуду,И слез, и поцелуев торопливых! Твоих болезней, скарлатин и корей.Глаз матери над выпитым стаканом.Земного, кровяного, злого горя,Что никогда не станет бездыханным.И в небесах пустых навек со мноюИскромсанная тем ножом холстинаИ мать твоя над рюмкой ледяною,Когда она мне все грехи простила.И только грех один...

Франция. Фреска

* * *

Вода – изумрудом и зимородком,И длинной селедкой – ронская лодка,И дымной корзиной – луарская барка.Парижу в горжетке Сены – ох, жарко.В камине камня трещит полено —Пылает церковь святой Мадлены,Швыряет искры в ночку святую...Париж! Дай, я Тебя поцелую.Я всю-то жизнешку к Тебе – полями:Где пули-дуры, где память-пламя,Полями – тачанок, таганок, гражданок,Где с купола – жаворонок- подранок...Бегу! – прошита судьбой навылет:Нет, Время надвое не перепилит!Рубаха – в клочья?!... – осталась кожаДа крестик меж ребер – души дороже...Бегу к Тебе – по России сирой,Где вороном штопаны черные дыры,Где голод на голоде восседает,А плетью злаченою погоняет! Ты весь – бирюза меж моих ладоней.Сгорела я за Тобой в погоне.И вот Ты у ног, унизан дождями,Как будто халдейскими – Бог!... – перстнями...А я и не знаю – что делать девке?Забыла русские все припевки.Лежишь, в мехах дымов, подо мною?! —Валюсь Тебе в ноги – сковородою — Где в стынь – расстегаи, блины, форели!Где реки – в бараньих шкурах метелей!А елки!... а зубья кровавых башен!...Париж, наш призрак велик и страшен,Наш призрак – выткан по плащаницеСнегов – кровоточащей багряницей:На рельсах, скрепленных звездой падучей,Мужик – лоб во проволоке колючей...И ноги льдяны!И руки льдяны!Не счесть рябин в хороводе пьяных!А над затылком – доска пылает:«ЗЕМЛЯ, ТВОЙ ЦАРЬ ТЕБЕ ВСЕ ПРОЩАЕТ...»И я, Париж, у Креста стояла.И я завертывала в одеялоЛегчайшее – кости да кожа – тело.А пламя волос во пурге летело.А ты... – из мерзлот, где сутемь да слякоть,Я так мечтала, сгорбясь, заплакатьНад жгучей жемчужиною Твоею,Над перстнем – розовым скарабеем —На сморщенной лапе старухи-Европы,Над кружевом – в прорези грязной робыНаемного века!Над яркой бутылкойКупола Сакре-Кер!...над могилкойТой маркитантки, кормившей с ложкиСолдат в императорской, злой окрошке —О, где там парижский,а где там русский, —Лишь взор – от слез – по-татарски узкий...И ветошь – к ране, и кружку – в зубы...Париж! Неужели Тебе не люба —Я: руки – в масле, я: скулы – в соли:Чертополох – на Твоем
Вы читаете Сотворение мира
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату