Прицел был точным и неистовым.Полярной ночи встало пламяНад сухо прозвучавшим выстрелом.И мачты глянули – крестами.– Попал, Никола!...– Мясо доброе...– Спускайте трап – айда за тушей...Сиянье Севера меж ребрамиСтояло, опаляя душу.Но близ медведицы, враз рухнувшейГорой еды, добытой с бою, —О, что-то белое, скульнувшее,Молящее забрать с собою!Был бел сынок ее единственный —Заклятый жизнью медвежонок.Во льдах скулеж его таинственныйСлезою тек, горяч и тонок.Я ствол винтовки сжал зачумленно.Братва на палубе гудела.Искуплено или загублено,Чтоб выжить, человечье тело?!Сторожевик, зажат торосами,Борта зальделые топорщил.И я, стыдяся, меж матросамиЛицо тяжелым мехом морщил.О жизнь, и кровь и гололедица,Родимые – навеки – пятна! Сейчас возьмем на борт медведицу,Разделаем, соля нещадно.И знал я, что теперь-то выживем,Что фрица обхитрим – еды-то!...И знал: спасительнейшим выстреломЗверюга Божия убита.И видел – как в умалишении — Себя, кто пережил, кто спасся:Все глады, моры и лишения,Все горести и все напасти!Все коммуналки, общежития,Столы, богаты пустотою,И слезы паче винопитияВ дыму дороги и постоя!Всю жизнь – отверстую, грядущую!Всех женщин, что, убиты мною,Любимые, единосущие,Ушли за вьюгой ледяною!И ту, отчаянней ребенка,С медовым и полынным телом,Скулящую темно и тонкоНад мертвою постелью белой......Но маленький комок испуганныйТочил свой плач у белой глыбы.Но Время, нами так поругано,Шло крупной медленною рыбой.Но палуба кренилась заново.Но плакал, видя жизнь – нагую.Но страшно обнимало заревоНаш остров ледянойКолгуев.

Кутеж. Художники

Поле боя – все дымится: рюмки, руки и холсты.Дико пламенеют лица, беззастенчиво просты.Пьяным – легше: жизнь такая – все забудешь, все поймешь.Над тарашкою сверкает именной рыбацкий нож.Это Витя, это Коля, это Костя и ОлегРазгулялися на воле, позабыв жестокий век.И домашние скандалы. И тюрьму очередей.И дешевые кораллы меж возлюбленных грудей...Костя, беленькой налей-ка под жирнущую чехонь!...Вьюга свиристит жалейкой. В рюмке – языком – огонь.Колька, колорист, – не ты ли спирт поджег в рюмахе той?!...Да, затем на свете были мы – и грешник, и святой, —Чтоб не в линзу водяную ложь экрана наблюдать —Чтобы девку площадную Магдалиной написать,Чтобы плакать густо, пьяно от бескрасочной тоски,Лик холщовый, деревянный уронивши в сгиб руки,Потому как жизнь и сила – в малевании холста,Потому как вся Россия без художников – пуста!Первобытной лунной тягой, грязью вырванных корнейМы писать на красных флагах будем лики наших дней!По углам сияют мыши вологодским серебром...Ничего, что пьяно дышим. Не дальтоники. Не врем.Дай бутылку!... Это ж чудо... Слабаку – не по плечу...Так я чохом и простуду, и забвение лечу.Стукнувшись слепыми лбами, лики обмакнув в вино,Мы приложимся губами к той холстине, где – темно...И пройдет по сьене жженой – где вокзал и где барак —Упоенно, напряженно – вольной страсти тайный знак! Ну же, Костя, где гитара?!... Пой – и все грехи прощай!...Этот холст, безумно старый, мастихином не счищай...Изнутри горят лимоны. Пепел сыплется в курей.Все дымней. Все изнуренней. Все больнее и дурей.И, хмелея, тянет Витя опорожненный стакан:– Наливайте... Не томите... Хоть однажды – буду пьян...

Северное сияние

В страшной черноте космической избы — Краснокирпичные,златокованные,белокаменные столбы.Ходят и падают, рвутся из пут.Смерть и бессмертье никак не сомкнут.Перья павлиньи.Фазаньи хвосты.Рубежи огневыепоследней черты.Слепящие взрывыпоследних атак.Адмиралом небес развернутый —флаг.Складки льются, гудят на ветру.И я – солдат – я под ним не умру.А коли умру – лик закину свойК Сиянью, встающему над головой,К Сиянью, которое – детский лимон,Ярость багряная похорон,Наготы январская белизна,Жизнь, жизнь – без края, без дна,Жизнь, жизнь – без начала, конца —Близ обмороженного лица,Близ ослепших от снежного блеска глаз,Жизнь бесконечная —идущая мимо и выше нас!Но ею одной – дышу на веку.Ухом ушанкивытираю щеку.И по лицу – как по снегу холста —Текут все краскии все цвета,Заливают, захлестываютс головы до ног...Вот он – Художник.Вот он – Бог.

Осенняя грязь. Идут крестить ребенка

Подлодками уходят ботыВо грязь родимую, тугую.Такая жизнь: свали заботу,Ан волокут уже другую.Старуха – сжата рта подкова —Несет комок смертельно белый.Твердят: вначале было Слово.Нет! – крик ребячий – без предела.Горит листва под сапогами.Идут ветра машинным гулом.Внезапно церковь, будто пламя,На крутосклоне полыхнула! Комок орет и руки тянет.Авось уснет, глотнув кагора!...А жизнь прейдет, но не престанетСреди осеннего простора.А за суровою старухой,Несущей внучку, как икону, —Как два голубоглазых духа —Отец и мать новорожденной.Они не знают, что там будет.Нагое небо хлещут ветки.Они идут, простые люди,Чтоб соблюсти обычай предков.Молодка в оренбургской шали,Чьи скулам – сурика не надо,Все молится, чтоб не дышалиДожди на плачущее чадо.Чтоб молоко в грудях пребыло.Чтобы еще родились дети.Чтоб мужа до конца любила.Чтоб мама пожила на свете.Чтоб на бугре, в веселом храме,Для дочки таинство свершили...А осень возжигала пламя,Чтоб мы в огне до снега жили.

Сумасшедший дом

Устав от всех газет, промасленных едою,Запретной правоты, согласного вранья,От старости, что, рот намазав, молодоюПрикинется, визжа: еще красотка – я!... —От ветра серого, что наземь валит тело,От запаха беды, шибающего в нос, —Душа спастись в лечебнице хотела!Врачам – лечь под ноги, как пес!Художник, век не кормленный, не спавший.Малюющий кровавые холсты.Живущий – или – без вети пропавший —За лестничною клеткой черноты,Все прячущий, что невозможно спрятать —За печью – под кроватью – в кладовой —Художник, так привыкший быть проклятым!В больнице отдохни, пока живой.И, слава Богу, здесь живые лица:Пиши ее, что, вырвав из петли,Не дав прощеным сном темно забыться,В сыром такси сюда приволокли;А вот, гляди, – небрит, страшнее зэка,Округ горящих глаз –
Вы читаете Сотворение мира
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату