Ему губку —глоток воды!Это Божья милость!А Он умирает, как человек — мучительно, грозно и просто»
Жена Лота
И пламя черное! И гром!Наш мир обрушился! И кровлиСтекали жидким серебром,Потоками орущей крови! Поняв, что драгоценна жизнь,Забыв все золото – во Имя... — Бежали все, чтобы спастись!И я бежала вместе с ними.Таща корзины и детей,Крестясь, безумствуя и плача,Бежала вдаль толпа людейПо тверди высохшей, горячей.И в этом колыханье душ,Что смерть и ночь огнем хлестала, —«... наш дом горит!...» – мне крикнул муж...Я бросила бежать. Я стала.И, в потный маленький кулакЗажав навеки ожерелье,Я оглянулась! Посмотрела!Да, это в самом деле так!Я больше чуда не ждала.Я просто знала: нету чуда.И обняла меня остудаИ прямо к сердцу подошла.И, каменея от любви,И, ничего уже не слыша,Я подняла глаза своиОт гибели – туда, превыше.
Революция
Это тысячу раз приходило во сне.Площадь. Черная грязь костоломных снегов.Лязги выстрелов. Рваное небо в огне.И костры наподобье кровавых стогов.На снегу, близко лавки, где надпись: «МЪХА»,В кровянистых сполохах голодных костров,В мире, вывернувшем все свои потрохаПод ножами планет, под штыками ветров, — В дольнем мире, где пахнет карболкой и вшой,И засохшим бинтом, и ружейною ржой, —Тело тощей Старухи прощалось с душой,Навзничь кинуто за баррикадной межой.Поддергайчик залатан. Рубаха горитРваной раной – в иссохшей груди земляной.Ангел снега, над нею рыдая, парит.Над костром – мат солдатский, посконный, хмельной.И рубахи поверх ярко выбился крест.И по снегу – звенящие пряди волос.Кашель, ругань и хохот, и холод окрест.Это прошлое с будущим вдруг обнялось.А Старуха лежала – чугунна, мертва.Так огромна, как только огромна земля.Так права – только смерть так бесцельно права.И снега проходили над нею, пыля.И под пулями, меж заревой солдатни,Меж гуденья косматых площадных огнейК ней метнулась Девчонка:– Спаси! Сохрани... — И, рыданьем давясь, наклонилась над ней.А Девчонка та – в лагерной робе была.Выживала на клейком блокадном пайке.И косынка ей красная лоб обвила.И трофейный наган бился в нежной руке.А у Девочки той стыл высокий животНа густом, будто мед, сквозняке мировом...И шептала Девчонка:– Робенок помрет... —И мечтала о нем – о живом! О живом!Через звездную кожу ее живота —В пулевом – бронебойном – прицельном кольце —В мир глядела замученная Красота —Царским высверком на пролетарском лице.В мир глядели забитые насмерть глазаГолодух, выселений, сожженных церквей, —А Девчонка шептала:– Ох, плакать нельзя...А не то он родится... да с жалью моей!...И себе зажимала искусанный ротОбмороженной, белой, худою рукой!А Старуха лежала. И мимо народТек великой и нищей, родною рекой.Тек снегами и трупами, криком речей,Кумачом, что под вьюгою – хоть отжимай,Тек торчащими ребрами тонких свечейИ командами, что походили на лай,Самокруткою, что драгоценней любви,И любовью, стыдом поджигавшей барак,И бараком, что плыл, будто храм на Крови,Полон детскими воплями, светел и наг!Тек проселками, знаменем, снегом – опять,Что песком – на зубах, что огнем – по врагу!И стояла Девчонка —Великая Мать.И лежала Старухана красном снегу.
Ассур, Аман и Эсфирь
Тьма комнаты – разливом устья.Узоры скатертной парчи.В чугунных пальцах чаша хрустнет.И сталактиты – две свечи.Мужик вино ко рту подносит.Небриты щеки. Сед висок.Копье морщины в переносье.А в мочке золота кусок.А рядом с ним в тугих браслетах —Царица выжженной земли.Холодным именем планетыЕе когда-то нарекли.И третий – за столом накрытым.И оба ей в глаза глядят.Лицо – предсмертием изрыто.И только жить глаза – хотят.Уже не встать! Посуду локтемНе опрокинуть со стола! Лишь ревности стальные когтиВонзились в мир, где я жила!И два мужицких тяжких взора,Два жадно брошенных копья,Вошли. И брызнула позоромПоверх виссона – жизнь моя.
Видение пророка Иезекииля
Гола была пустыня и суха.И черный ветер с севера катился.И тучи поднимались, как меха.И холод из небесной чаши лился.Я мерз. Я в шкуру завернулся весь.Обветренный свой лик я вскинул в небо.Пока не умер я. Пока я здесь.Под тяжестью одежд – лепешка хлеба.А черный ветер шкуры туч метал.Над сохлой коркой выжженной пустыниБлеснул во тьме пылающий металл!Такого я не видывал доныне.Я испугался. Поднялись власы.Спина покрылась вся зернистым потом.Земля качалась, словно бы весы.А я следил за варварским полетом.Дрожал. Во тьме ветров узрел едва —На диске металлическом, кострамиВ ночи горя, живые существаСмеялись или плакали над нами!Огромный человек глядел в меня.А справа – лев лучами выгнул гриву.А там сидел орел – язык огня.А слева – бык, безумный и красивый.Они глядели молча. Я узрел,Что, как колеса, крылья их ходили.И ветер в тех колесах засвистел!И свет пошел от облученной пыли!Ободья были высоки, страшныИ были полны глаз! Я помолился —Не помогло. Круглее живота Луны,Горячий диск из туч ко мне катился!Глаза мигали! Усмехался рот!Гудел и рвался воздух раскаленный!И я стоял и мыслил, ослепленный:Что, если он сейчас меня возьмет?И он спустился – глыбою огня.Меня сиянье радугой схватило.И голос был:– Зри и услышь меня —Чтоб не на жизнь, а на века хватило.Я буду гордо говорить с тобой.Запоминай – слова, как та лепешка,В какую ты вцепился под полой,Какую съешь, губами все до крошкиС ладони подобрав... Но съешь сперва,Что дам тебе.Допрежь смертей и пытокРука простерлась, яростна, жива,А в ней – сухой пергамент, мертвый свиток.Исписан был с изнанки и с лица.И прочитал я: «ПЛАЧ, И СТОН, И ГОРЕ.»Что, Мертвое опять увижу море?!Я не избегну своего конца,То знаю! Но зачем опять о муке?Избави мя от страха и стыда.Я поцелуями украсить рукиВозлюбленной хочу! Ее уста —Устами заклеймить! Я помню, Боже,Что смертен я, что смертна и она.Зачем ты начертал на бычьей кожеО скорби человечьей письмена?!Гром загремел. В округлом медном шлемеПришелец тяжко на песок ступил.«Ты зверь еще. Ты проклинаешь Время.Ты счастье в лавке за обол купил.Вы, люди, убиваете друг друга.Земля сухая впитывает кровь.От тулова единого мне рукиПротянуты – насилье и любовь.Хрипишь, врага ломая, нож – под ребра.И потным животом рабыню мнешь.На злые звезды щуришься недобро.На кремне точишь – снова! – ржавый нож...Се человек! Я думал, вы другие.Там, в небесах, когда сюда летел...А вы лежите здесь в крови, нагие,Хоть генофонд один у наших тел!Я вычислял прогноз: планета гнева,Планета горя, боли и тоски.О, где, равновеликие, о, где вы?Сжимаю шлемом гулкие виски.Язычники, отребье, обезьяны,Я так люблю, беспомощные, вас,Дерущихся, слупых, поющих, пьяных,Глядящих морем просоленных