загнутыми носами, извлек откуда-то кожаный шлем. Воротниковая опушка делала его похожим на хищного грифа...

- Выбирай, Чек, - просипел гриф, - и возьми на заметку; сам господин Карл дарует со своего плеча. - Заметив мое недоумение, объяснил: - Там холодно, одевайся теплей.

Долго я не копался. Взял меховую шапку, теплое пальто с воротником и натянул сапоги. Карл, терпеливо пронаблюдав за моим одеванием, коротко бросил: 'Идем'.

В комнате, за вешалками, оказалась еще одна дверь. Карл толкнул ее ногой, и мы вышли на лестничную площадку. Ступеньки круто взбегали вверх. 'На крышу', - догадался я.

Да, на плоскую и ровную крышу, которая служила сейчас площадкой для геликоптера. Небольшая железная стрекоза, свесив винтовые крылья, сутулилась поодаль и ожидала нас. Наверху было действительно холодно, дул несильный, но ледяной ветер, и я почувствовал, как мои щеки задубели.

Мы с Карлом заняли места позади летчика, и тот включил двигатель. Где-то над головой зашуршал винт, и мы бесшумно взмыли над городом. Во все глаза я смотрел сквозь прозрачные стенки вниз, на город, пытаясь определить в пересечении улиц знакомые черты. Небоскребы, парк и знаменитый карловский особняк остались позади, и я узнал только, кажется, дом господина Крома и авеню, на которой не раз бывал...

Геликоптер резко снизился над окраиной города и сел на асфальтированном треугольнике рядом с высоченным сооружением из стекла, которое можно было принять за многоярусный гигантский парник.

Вслед за Карлом я выбрался наружу и заметил, как от стеклянного колпака к нам навстречу бежал, а точнее часто-часто семенил кругленький, толстенький лысоватый человек в темно-синем халате. Когда он подкатил ближе, я увидел, что это весьма пожилой человек с круглыми, как у совы, глазами и дряблыми, старческими щеками.

- Знакомься, - торжественно сказал мне Карл. - Знаменитый скульптор, величайший мастер своего дела. Специалист не только по тончайшей резьбе, но и монументалист.

Скульптор засмущался, стал благодарить господина Карла за столь высокую оценку его скромных трудов и повел в мастерскую.

Мы не спеша, равняясь на размеренную походку Карла, направились к стекляшке. Я с любопытством поглядывал на великого мастера, который юлил вокруг Карла. Боже, во что он превратил художника и, судя по всему талантливого человека!.. Это не мастер, а какой-то холуй...

За толстыми стеклянными стенками оказались леса, обрамляющие гигантскую скульптуру. Снизу я разглядел невероятных размеров башмаки с лепными узорными бантами - ни дать ни взять - белые баржи с белыми парусами.

Пришлось отойти подальше, чтобы прочитать на постаменте слова, выложенные метровыми буквами: 'ЭТО Я. ОТНЫНЕ И НАВСЕГДА'.

- Нельзя ли посмотреть лицо? - спросил я скульптора.

- Не полезете же вы под самый купол! - он кивнул на железную лестницу, уходящую по стеклянной стене, вверх.

- Полезу, - твердо сказал я. - Работа стоит того.

Скульптор просиял, а Карл сдержался, изучая меня.

Я сбросил пальто. Цепляясь за перекладины, зачастил руками и ногами по тонким железным прутьям. До самого верха не отдыхал, хотя, признаюсь, хотелось остановиться и сбросить непривычное напряжение...

Да, это было лицо Карла - удивленное, носатое, с надменно прищуренными глазами и властно выпяченным подбородком. Иного я и не ожидал увидеть. Хотя надо отдать должное скульптору: сработано мастерски.

Спускался я долго, медленно - уже порядком устал. Скульптор встретил восторженными словами:

- Феноменально! Вы, оказывается, спортсмен! Мы-то ползаем, как букашки...

Похвала не понравилась Карлу. Он с опаской глянул в мою сторону и сухо спросил:

- Ну, что увидел?

- Оказывается, это вы, господин Карл. Похоже, как две капли воды.

- Да? А почерк художника чувствуется?

- Еще как, господин Карл.

- Возьми на заметку. Я должен высказаться по этому вопросу.

- Непременно, господин Карл.

- Ну, дорогой, - повернулся он к скульптору. - Давай заканчивай. Ко дню моего рождения. Понял?

- С полуслова, господин Карл! Не сомневайтесь.

Скульптор закрутился волчком, залебезил, рассыпался в заверениях преданности и любви. Он явно перегнул, даже Карл поморщился.

- Ну, насчет любви - ты брось.

В геликоптере, когда мы опять взмыли ввысь. Карл с чувством высказался:

- Хороший он мужик. Понимающий, правильный. Люблю таких. - И вдруг спросил: - Ну, как тебе монумент?

- Грандиозно, - мотнул я головой.

- Еще бы. Создается на века! Запомнил надпись?

- 'Это я. Отныне и навсегда', - продекламировал я.

- Вот-вот. Обрати внимание: я не стал выпячивать себя. Ты не найдешь на постаменте моего имени. К чему бахвалиться? Лучше скромно, без претензий: 'Это я'. Так впечатляет больше. И знаешь, по моей задумке это не только мой портрет. Это больше, чем я сам. Это все мы, противостоящие разрушительной силе глупого добрячества. Потому и начертано: 'Отныне и навсегда'. Ведь мы на земле будем вечно. '

Поживем - увидим', - усмехнулся я про себя и стал осматривать местность, над которой летели. Пока ничего особенного, ровно, пустынно.

Геликоптер был уже далеко от города, а мы все летим и летим. Вот летчик стал снижать легкую послушную машину над полем, заросшим бурой травой.

Приземлились у небольших строений, и опять к нам бежал некто, но уже молодой и быстрый. Он махал шапкой и кричал: 'Добро пожа-а...ть!

- Отличный парень, - доверительно сообщил мне Карл. - Пойдет за меня в огонь и в воду. Преклоняюсь перед такими.

- Кто он?

- Мой главный охотник.

Главный охотник тем временем добежал до нас и с восторгом произнес:

- Добро пожаловать, ваша светлость! - Он не сводил восхищенных глаз с Карла, на меня даже не взглянул.

- Ладно, хоть шапку надень, - капризно поморщился Карл. - Готов ли к охоте?

- Готов, ваша светлость, - выдохнул главный охотник и замер.

- Ну давай, веди коня, - распорядился Карл, и парень умчался к сараям. Поохотимся немного, ты не против? - спросил он.

- Что вы, господин Карл. Интересно.

- Даже очень, - подтвердил он. - Тем более, что я охочусь по- особому. Ты хочешь спросить - как? Не торопись, увидишь.

Карл вернулся к геликоптеру и, натянув перчатку с длинным кожаным рукавом, достал из кабины чучело какой-то птицы, похожей на небольшого орла. Чучело он держал за ноги и ждал, когда же охотник подведет коня - ржание и топот уже доносились, да и сам парень вовсю спешил к Карлу.

- Ты заметил, что у меня нет ружья, - сказал Карл, с нетерпением поджидая главного охотника. - Не могу стрелять в безобидных животных. Это не что иное как примитивное убийство. Иное дело - соколиная охота. Вот он, мой сокол. Висит и не подозревает, что сейчас устремится за добычей.

- На кого охота?

- На зайцев, разумеется. Правда, живых зайцев давно нет, я использую электронные заменители... Ну я же просил, - поморщился Карл. - Не нужно вопросов. Увидишь собственными глазами.

Главный охотник подвел красавца коня и помог Карлу подняться в седло. Карл повернул кольцо на шее у сокола - птица встрепенулась и гордо уселась на кожаной карповой руке. Голова ее размеренно двигалась-то в одну сторону, то в другую, перышки топорщились, глаза мерцали. 'Сокол-то электронный', - понял я.

Карл был великолепен. Возбужденный предстоящей охотой, весь устремленный для броска, он зорко осматривал поле перед собой, выискивая добычу.

- Что там за куст впереди? - спросил Карл у главного охотника. - На моем поле не было никаких кустов... Кажется, он шевелится!

- Мой ягненок, - еле слышно объяснил главный охотник. - Пустил травку пощипать. Не знал, что вы прилетите...

- Я же предупреждал: ждите в любое время! - резко ответил Карл. Он что-то сказал в квадратную металлическую коробочку, похожую на микрофон, и сокол рванулся ввысь. Карл тронул коня и забормотал в микрофон, корректируя полет сокола:

- Выше, выше... левее... стоп!

Сокол, набрав высоту, сложил крылья и камнем обрушился вниз на... ягненка. Бедное животное не ожидало нападения, рухнуло наземь, здесь его и настигли острые когти и безжалостный клюв электронного хищника. Ягненок изо всех сил сопротивлялся, вскакивал на ноги, но борьба окончилась гибелью малыша...

Сокол оставил ягненка только тогда, когда тот перестал шевелиться. С окровавленными когтями и клювом птица вернулась на кожаную перчатку. Довольный охотник погладил сокола и, повернув кольцо, превратил птицу в чучело.

- Вытри кровь. - Карл отдал чучело главному охотнику. - Да осторожней. Этой птице цены нет.

Главный охотник во все глаза смотрел на Карла, но теперь не было в них восхищения. Только страх и боль, горечь и недоумение... Казалось, Карл не замечал этого. Он с восторгом заговорил, обращаясь ко мне:

- Ну что, убедился? Прекрасные люди служат у меня. Так естественно, так умно вместо зайца подложить овечку! Умеют меня радовать, умеют делать подарки. Не то бы гонялись мы, Чек, за электронным зайцем. А зайца, поверь мне, выследить и поймать не так-то просто.

Карл заметил теперь главного охотника, принял из его рук чучело, очищенное тряпьем и какой-то жидкостью из бутыли, и сказал небрежно, поднимаясь в кабину геликоптера:

- Молодец, охотник. Там, на поляне осталась дичь, прекрасное мясо. Возьми себе, в благодарность за службу. А ты, Чек, отметь: я должен сочинить стихотворение о соколиной охоте.

Возвращались утомительно долго. Карл молчал, всю дорогу подремывал. От неприятных мыслей то и дело прикрывал веки и я. Но вот геликоптер доставил нас на крышу карловского учреждения, и Карл распорядился:

- Возвращайся к себе, отдыхай. Через часок загляну, будем работать. Надеюсь, ты