Никогда в жизни Элиз не знала ничего, кроме грубых ласк, которые причиняли боль и не приносили удовольствия. Рено терпеливо и осторожно помог ей открыться навстречу собственным чувствам, он расколдовал ее.
Элиз охватил яркий завораживающий пламень восторга; она погрузилась в волны удовольствия, парила в небывалом блаженстве. Это блаженство так ошеломило ее, что от удивления она даже издала сдавленный крик, а потом вновь приникла губами к его губам, ощутив солоноватый привкус крови. Обхватив Рено за плечи, она прижалась трепещущей грудью к его груди. Ей хотелось, чтобы он как можно крепче обнял ее, хотелось ощутить его силу, его твердость.
Он отпустил ее на минуту, но только для того, чтобы освободиться от брюк, и вновь обнял ее. Она ощутила его разгоряченную пульсирующую силу.
— Элиз, милая…
Она не могла смотреть на него, не могла ни о чем думать из-за восхитительного исступления, владевшего ею. Но она поняла суть его просьбы, до нее дошла мольба в его голосе. И ей вдруг показалось странным, что все это время она так боялась его. Над головой Элиз темные ветви деревьев разрисовывали серый купол зимнего неба, но она не ощущала ни холода, ни страха, согретая теплом этого человека.
— Пожалуйста, — чуть слышно прошептала она.
Если бы Рено так напряженно не ждал ответа, он бы не расслышал. Ее дыхание касалось его щеки, и он скорее догадался, что именно она сказала.
— Ах, любовь моя, — произнес Рено низким от страсти голосом, — мне не следовало так долго ждать.
Он уже не мог дольше выдерживать искушения и изо всех сил сжал Элиз в объятиях, отметая старые воспоминания, испытывая головокружительную радость — и даря ее.
Когда они возвращались домой, наступила полная темнота. Желтый свет лился из окон, приветствуя их. Они медленно шли, обняв друг друга, и часто останавливались, чтобы поцеловаться. В их поцелуях сквозило неутоленное желание. Элиз положила голову на плечо Рено, но часто поворачивала ее, чтобы всмотреться в темноту леса.
— Что ты высматриваешь? Пантеру?
— Нет. Просто я смотрю, нет ли там какой-нибудь опасности.
— Ты все еще боишься?
— Когда ты со мной, я не боюсь, — ответила она, с удивлением обнаружив, сколь правдив этот импульсивный ответ, и продолжила неуверенным тоном: — Так странно, что мне не надо ничего бояться…
— Ничего?
— По крайней мере сейчас.
— Но будут и другие времена, и другие ситуации. Страх необходим нам для поддержания разумной осторожности.
— Но я не хочу быть осторожной! — воскликнула она с неожиданным жаром.
Рено улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.
— Я надеюсь, что в некоторых вещах ты и не будешь осторожной.
Она притянула к себе его голову, их губы слились. Прошло некоторое время, прежде чем они продолжили свой путь.
В гостиной сидели только Маделейн и Генри. Кузина Рено подняла взгляд, увидела, что они сами не свои, и поджала губы, но ничего не сказала. Когда наконец она заговорила, ее взгляд был направлен куда- то поверх их голов.
— Ужин подадут через полчаса.
— Мы поужинаем у себя в спальне. — Голос Рено был ровен, но в нем чувствовалась легкая ирония.
Женщина подняла брови:
— Как угодно.
— Да, нам так угодно. Мы желаем вам спокойной ночи. Извинитесь за нас перед остальными.
Не дожидаясь ответа, они отправились в спальню.
На каминной доске в хрустальных позолоченных подсвечниках горели свечи. Рено зажег еще и свечи на туалетном столике, и Элиз внезапно охватило смущение. Здесь, в доме, в ярком свете свечей, ей стало стыдно за свой недавний пыл.
Рено улыбнулся, пламя свечей отражалось в его глазах.
— Жаль, что я не догадался отказаться от ужина.
— Отчего же?
— Мне бы хотелось раздеть тебя сейчас, сию же минуту и начать все сначала.
Элиз почувствовала, что мучительно краснеет, и опустила глаза.
— В самом деле…
— Я — как человек, долго страдавший от жажды. Никак не могу напиться.
А ведь совсем недавно она считала его бесчувственным! Теперь такая мысль казалась смешной. Медленная улыбка тронула ее губы.
— По-твоему, я такая же пресная, как вода?
— Как раз такая, как нужно!
Рено вдруг схватил Элиз в объятия и приподнял, так что ее юбки обвились вокруг них обоих. Их губы встретились, и он замер, а потом вновь опустил ее на пол и, наклонив голову, коснулся лбом ее лба.
— А может быть, и лучше, что я не отказался от ужина. Нам нужно поддержать свои силы.
— Да, — прошептала она, — особенно тебе, после такого изнурительного плавания.
— Колдунья! — произнес он, смеясь. — Это все из-за тебя.
— Из-за меня? — Она хотела обиженно отступить назад, но он ее не отпустил.
— Как же еще я мог выполнить свое обещание, если бы не изнурял себя, прежде чем лечь с тобой в постель?
— Ну, тогда… — Элиз смущенно теребила край его рубашки, касаясь пальцами груди.
Он взял ее за руку и прижал к губам.
— Веди себя хорошо, если хочешь есть.
— Рено…
— Да, любовь моя?
Элиз взглянула на него своими янтарно-карими глазами, затем вновь опустила взгляд.
— Ты бы бросил нас в беде, если бы я не согласилась на твои условия?
— Других — возможно, но тебя никогда.
— Ты бы позволил им погибнуть?
Рено почувствовал, что тело Элиз напряглось, и сильнее прижал ее к себе.
— Я не сомневаюсь, что они могли бы спастись и без моей помощи.
— Некоторые пытались и потерпели неудачу — как те четверо, которых убили на реке. Но ты же прекрасно понимаешь, что если бы они отправились одни, я пошла бы с ними.
— Если бы я не украл тебя.
— Что?
— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя на милость Паскаля? А если бы ваша попытка потерпела неудачу, ты могла бы попасть в рабство.
— И что же, ты бы силой привез меня сюда? Или сделал бы меня своей рабыней в начезской деревне?
Рено нахмурился, услышав нотки раздражения в ее голосе, но ответил без обиняков:
— Пожалуй, я предпочел бы деревню. Мне совсем не нужно было скрываться и бежать, все дело в нашей сделке.
— Но ты говорил… Я думала, что ты в любом случае направлялся в земли начеточе.
Рено пожал плечами:
— В этом не было никакой срочной необходимости.
Элиз снова попыталась вырваться и была поражена тем, что он так легко отпустил ее.