ни в чем соперничать с ней. А может быть, — нужно отдать должное этой женщине, — она привязалась к мадам Дусе потому, что та нуждалась в поддержке, но стеснялась показать это.

— Не поедете дальше? — закрывая за собой дверь, спросила Элиз. — Что вы имеете в виду?

— Мне так хочется отправиться к моей бедной дочери! Она ведь обезумеет от горя. Она очень любила своего сына, и то, что он так страшно умер… Я боюсь за нее!

Элиз в недоумении наблюдала, как пожилая женщина прикладывает к глазам носовой платок, утирая слезы.

— Я ничего не понимаю. Стало известно что-нибудь еще?

— О, Элиз, дорогая, ночью до меня дошло, что убитый ребенок — это мой бесценный, дорогой внучек. Возраст совпадает, и он был такой красивый… Я знаю, именно его выбрала женщина-Солнце в приятели своему сыну. Разве могло быть иначе?

— Но ведь точно вы не знаете, никто ничего подобного не говорил.

— Иногда нет необходимости говорить о таких вещах. Я чувствую это здесь, в своем сердце. — Она прижала руку к груди, потом склонила голову и снова вытерла слезы.

Элиз обменялась взглядом с экономкой, та тихонько покачала головой. Потом она присела на кровать рядом с пожилой женщиной и взяла ее за руку.

— Даже если все действительно так, вы ничем уже не поможете внуку. Вы должны ехать дальше. Самое лучшее, что вы могли бы сделать для своей дочери, это добраться до властей и уговорить их отправиться на спасение всех женщин. Впрочем, они в любом случае отправятся, я уверена, но нужно их поторопить.

Мадам Дусе захлопала глазами, вытерла нос и посмотрела на Элиз.

— Вы такая разумная, моя дорогая, такая сильная. В вас это всегда чувствовалось, но никогда так сильно, как сейчас. Как, должно быть, хорошо всегда знать, что нужно делать, не ведать страха! Я так никогда не могла…

Немного отодвинувшись, Элиз пристально посмотрела на нее, но сарказма в глазах не обнаружила. Она через силу улыбнулась мадам Дусе. Знала бы эта женщина, какой отчаянный страх она испытывает, находясь рядом с мужчиной!

— Не все на самом деле так, как кажется. Но речь не обо мне. Вам нужно подумать, кто из знакомых в Новом Орлеане может помочь вашей дочери и внуку.

— Элиз, неужели вы не слушали? Он мертв, мой красивый мальчик! Я надеюсь, он не знал, что должно было произойти. Надеюсь, он держался храбро и не плакал. Мальчик мой, мой милый, и моя бедная, несчастная дочь…

Подошла Маделейн. В руках она держала смоченную лавандовой водой салфетку. Осознав, что напрасно пытается спорить с убитой горем женщиной, Элиз поручила ее заботам экономки и ушла.

Днем Элиз неожиданно вспомнила, что скоро Рождество. За последние недели так много всего произошло, что она утратила нить естественного течения времени. Тем более что погода стояла теплая, и даже ночью не нужно было разводить огонь в камине. И вот совсем скоро Рождество! Своим удивительным открытием Элиз поделилась с мадам Дусе и Маделейн, когда они беседовали в гостиной после обеда.

— Да, — задумчиво сказала Маделейн. — Я очень довольна, что Рено здесь. Так бывает не всегда. Правда, в прошлом году он прибыл прямо в канун Рождества и привез с собой священника иезуитов, который направлялся с миссией к каддо. Святой отец отслужил для нас прекрасную мессу.

— А потом, — прерывающимся голосом заговорила мадам Дусе, — будет Новый год и Крещение…

Новый год был самый праздничный день календаря. В новогоднюю ночь пировали, веселились, провозглашали тосты, а в первый день нового года обменивались подарками. И, конечно, особенно много подарков получали дети. Молодые люди наносили визиты всем знакомым девушкам, дарили им цветы и конфеты, и их обязательно приглашали отведать пунша из стоявшей наготове дымящейся чаши. Нередко пользующийся вниманием молодой человек возвращался домой уже затемно, спотыкаясь и распевая песни по дороге. В Крещение навещали друзей и родственников, дороги были запружены повозками и всадниками. И все в этот день много и вкусно ели.

Маделейн ласково погладила руку пожилой женщины.

— Не надо об этом думать, моя дорогая.

— Как я могу не думать об этом? В прошлом году мы были так счастливы! Я сделала для своего внучка маленькую лошадку с гривой из шерстяных ниток. Он с ней всегда спал. Моя дочь, ее муж и мой дорогой, бедный Дусе были все вместе, а я со своими служанками приготовила такой обед, какого вы никогда не пробовали.

Чтобы отвлечь ее от этих тяжелых мыслей, Элиз сказала:

— Интересно, где в этом году мы будем на Новый год и Крещение или даже на Рождество?

— Думаете, не здесь? — приподняла бровь Маделейн. В ее отношении к Элиз появилась некоторая теплота, но в целом она держалась по-прежнему официально.

— Я не знаю. Все зависит от Рено. — Элиз пожала плечами.

— Все?

Неужели эта женщина полагает, что она собирается остаться здесь навсегда? Должно быть, Рено все же не настолько доверяет ей, как предполагала Элиз. Но если никто не рассказал ей об истинном положении дел и она не знает, почему Элиз и все остальные здесь, это многое меняет. Что же в таком случае должна была думать Маделейн о ее близости с Рено?

— Да, конечно, — ответила Элиз. Но если она ожидала, что Маделейн позволит себе хотя бы вздох облегчения, ей пришлось испытать разочарование.

Вскоре после обеда возникла некоторая суматоха: обнаружили, что бродившая у дома пантера утащила овцу. Тотчас организовали отряд преследования; сборы сопровождались лаем собак и спорами, стоит ли ехать верхом, учитывая, что зверь наверняка направился в болота. К отряду присоединились все мужчины, за исключением Сан-Аманта. Он предпочел остаться в библиотеке — сказал, что обнаружил издание «Анекдотов» Прокопиуса и не может оторваться от замечательно рассказанных скандалов о романтическом треугольнике: римский император Юстиниан, императрица Теодора и генерал Белизариус.

Итак, под лай гончих псов, с боевыми криками отряд умчался, и снова наступила тишина. Несколькими часами позже Элиз забрела в библиотеку в поисках чего-нибудь, что помогло бы скоротать время до ужина. Сан-Амант, сидевший в обитом бархатом кресле у окна, при ее появлении поднял глаза, кивнул и продолжал читать. Она бродила вдоль полок, просматривая названия книг, пробегая пальцами по кожаным переплетам с тисненым рисунком. Чувствовалось, что Маделейн следит, чтобы книги содержались в порядке, но все же на некоторых видны были пятна плесени от сырости. Элиз улыбнулась, увидев экземпляр сказок Шарля Перро: Рено и сказки — это казалось несовместимым. Она пропустила томики Расина и Вольтера и выбрала роман контессы Ла Файет.

Элиз уже собиралась уходить, когда Сан-Амант захлопнул книгу и встал, чтобы поставить ее на полку.

— Неужели римские скандалы надоели? — спросила Элиз.

— К несчастью, я уже все прочитал.

— Ну, тогда вы могли бы за чашкой шоколада попотчевать меня подробностями, поскольку я не читаю по-латыни.

— Замечательно, что вы вообще умеете читать.

— Меня в детстве научила мать, а она научилась у своего отца. Дед мой был грамотеем и не желал мириться со всеобщей необразованностью. Позже я училась в монастырской школе — монахини давали нам уроки истории и географии, но главным образом обучали вышивке, домоводству, музыке и смирению.

— Тогда понятно, откуда у вас такая хорошая хозяйственная хватка. — Он прошел вперед и открыл дверь.

— Вижу, вы ходите уже без палки, — заметила Элиз, направляясь вместе с ним в гостиную.

— Да, моему колену уже гораздо лучше.

Элиз положила на стол книгу и, извинившись, отправилась на поиски слуги — попросить принести шоколаду. По дороге она заглянула в комнаты, чтобы пригласить мадам Дусе и Маделейн присоединиться к ним, но их нигде не было. Вернувшись, она сказала:

— Кажется, мы одни. Женщины, должно быть, прилегли вздремнуть.