— Ты разделяешь верования своего брата?
— Какое это имеет значение? Ведь мне уже не нужно возглавлять племя.
Конечно, он был слишком цивилизован, чтобы верить в такие легенды, и все же Элиз не была в этом уверена до конца. В Рено всегда оставались такие глубины, которые были ей недоступны.
— А что же будет с другими — с теми, кто остался на свободе?
— Некоторые, зная, что обречены, постараются подороже продать свою жизнь. Остальные смешаются с другими племенами и, таким образом, останутся жить.
— Мы слышали о побеге Лесного Медведя…
— Да. Я полагаю, он соберет людей, чтобы вновь напасть на форт Сан-Жан-Баптист. Он только об этом и говорил после нашего отступления оттуда. Я пытался убедить его, что это будет ошибкой, потому что Сен-Дени воюет не как француз, а как индеец.
— Мы должны предупредить Сен-Дени!
— Я уже давно это сделал.
Элиз удивленно взглянула на него:
— Я не знала, что ты поддерживал связь с кем-то из французов.
— Я и не хотел, чтобы ты знала. Так было лучше.
Рено резко поднялся и вышел из ванны. Взяв полотенце, он начал вытираться энергичными движениями.
— Лучше для кого? — спросила Элиз, нахмурившись.
Он помолчал, а затем, отбросив в сторону полотенце, приблизился к ней.
— Для тебя. Вести от меня причинили бы тебе только боль, открыли бы старые раны. И мне так было легче держаться в стороне от тебя — я знал, что это необходимо. Но теперь ты все так устроила, что я твой раб по закону. Зачем ты это сделала?
— Это тебя очень беспокоит? — Элиз невольно отступила на шаг, но заставила себя не опустить глаз. — Тебя возмущает то, что ты мой слуга?
Рено протянул руку и слегка коснулся ее щеки своими теплыми пальцами.
— Нет, почему же? Я твой раб с того момента, как увидел тебя за столом у коменданта Шепара. Ты держишь мою любовь и жизнь в своих руках с тех пор, как впервые прикоснулась ко мне в тот зимний день. Ты моя жена, мое солнце, которое согревает и исцеляет меня, возрождая к жизни. Я твой.
Элиз почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы.
— Рено… — прошептала она.
— Что?
— Ты меня уже оставил один раз, и я очень боюсь, что это повторится.
— Но это произошло потому…
Она прикрыла ему рот рукой.
— Я знаю. Но разлука была для меня маленькой смертью, Рено. Я люблю тебя, и я любила тебя, не сознавая этого, с тех пор, как мы поженились по приказу Большого Солнца.
Рено усмехнулся:
— Мой вездесущий брат знал, что лучше для нас.
— Он оказался прав.
Они помолчали, думая о вожде начезов, о Сен-Космэ и других, кого скоро отправят в Сан-Доминго. Наконец Элиз сказала:
— Может быть, через некоторое время нам удастся вызволить твою мать с королевских плантаций. Она сможет жить у нас в доме в Байу-Дож-дю-Майн.
— Ты примешь ее?
— С радостью. Но я боюсь, что Маделейн…
— Да, пожалуй. Но, по обычаям начезов, это твой дом, — напомнил Рено.
— Наш, — поправила его Элиз, быстро вскинув голову. — Но, возможно, когда-нибудь мы все сможем вернуться на мои — нет, на наши земли возле Большой Деревни и построить там дом. Мы могли бы жить и тут, и там.
— Ах, Элиз, я не могу выразить, как я тебя люблю! Если бы я не любил тебя раньше, то полюбил бы сейчас. — Рено обнял ее своими сильными руками и притянул к обнаженной татуированной груди. — Раз уж все так случилось и мы вместе, хотя казалось, что мы расстались навсегда, я готов исполнить любой твой приказ, моя госпожа.
— Если ты не шутишь, я знаю, что тебе приказать, — прошептала она, глядя в его темно-серые глаза. — Люби меня Рено! Люби меня крепко и вечно.
Взгляд Рено потеплел, он еще сильнее прижал ее к себе.
— Элиз, любимая, я живу, чтобы подчиняться тебе.