Скажи нам, милый Сэм(Хоть шепотком) —Куда подевался твой огонек?Твой огонек былой?Отчего ты все время не в духе?А может, спросить у нее,Какая в душе у тебярана?Может, спросить у нее, Сэм,У платиновой ЛуИз Нью-Орлеана?
По косматой траве я сошел к очертаньям НептунаИ вошел в оживленные струи, ища покоя,Охлаждал свое сердце в объятиях моря,Ибо тяжесть ненастья, свинцом давившая плечи,Отступала у легких стежков прибоя.Я виделБело-зеленую голубизну Атланта,Охранителя неба и знатока глубин,Который дыханьем колышет легчайшие руна раздумийИ возвышает мысль.Но в этом ли только твое волшебство, о море?Твоя необъятная красотаОтступает от скудных прибрежий далеких стран,Где безутешная Афродита склонилась над прахом Адониса.Плещется, хлещет, плачет море,Стонут, ревут и бормочут его голоса;Вздохи и песне подобные жалобы,Посвисты, стоны, протяжные крики,Необъяснимые грохоты, громы и гулыВ сладчайших песнях, лишенных мелодии,Сливаются в рокоты-вздохи и шепоты-громы,Сплетаются, глохнут, уносятся,И замирают,И замирают,И мягкая тишина обнимает море.Но вот носовые звукиПолных бегущих октавБряцают тяжелыми струнами.Сверкают под пальцами клавиши:Многоголосая, многоголосаяНеуверенная мелодияНачинается вновь —Гром, шипенье и плеск,Высокогорные ноты несутся лавиной,А вдалеке — прохладные, спелые, как плоды,Мирно дремлют округлые волны.Шорох, шорох, поспешный шорох:Небо вступает в борение звуков.Острые рыбки стучат по дробящейся глади —Дождь над Атлантом,Дождь над Атлантом.Но вслушайся,Только внимательно вслушайся:Сквозь хаос внезапный и четкий порыв,Подобный мысли, порвавшей оковы,Волны катятся вечно,Волны катятся вечно.В острых ритмах, лишенных мелодии,Разве чайка нам не приносит вести с соленого неба?Разве гром не выносит жемчужин со дна океана?Разве на своде небесном бессмысленны туч письмена?Но этого нам не услышать.Но этого нам не увидеть.Но этого нам не узнать.Разве смертный греческий бог,Превращающий наши земные созвучьяВ высокие песни,Не свидетельство нашей земной высоты,Не слушатель наших жалоб,
