Адонго сидела на бревне, курила глиняную трубку,Потягивала дым через прокуренный тростниковый мундштукИ размышляла о «ветре перемен».Какой-то толстосум купил землю Окело и пустил ее в дело:Насадил райский сад, поставил деревья ряд в ряд,Не сад, а дамская завивка;Сделал всем коровам медицинские прививки.Вот это и было отмечено министром как «выдающийся прогресс».Адонго посмеивалась; а чего ей было теперь бояться?Чернокожий помещик — свой человек; его не приходится бояться.Он построил новые магазины и раздавал соль бесплатно.Кто мог бы назвать его эксплуататором?К тому же его избрал народ.Он не мог быть подлецом.Ведь он только что прогнал всех подлецов.Оговорить его мог только злейший враг.Так она размышляла: часы текли незаметно.Вдруг появился и стал держать речь о Справедливости быстроглазый Военный.Мы повесили носы, поняв, чтоОбмануты глупейшим образом, бессловесные, покорные.Но капитан держал автомат на прицеле и нас приободрил.Он сказал, что освободит нас от злодея помещика — вот этой рукой.Надеясь на спасительный автомат, я поближе к нему продрался.Я хотел увидеть своими глазами, как упадет злодей помещик.Но увидел вдруг, как упала Адонго с простреленной головой.
Муж глядит на меня с презреньем,злится, рычит,все ему не по нраву,говорит, я — глупей своей тетки,ни на что не гожусь,старая рухлядь,пора, мол, на свалку.Муж, сын вождя,одумайся, милый,зачем ты меня позоришь, Окол,равняешь с облезлой обезьяной?За то, что азбуки не учила?За то, что не сидела в школе?За то, что живу, как все, некрещеной?Муж, ровесник моего брата!Опомнись, Окол!Придержи язык,посмотри на себя ты —мужчина зрелый,а сам, как младенец,пузыри пускаешь.За ум возьмись-ка,