Я и мои товарищи воздевали руки, Раздавались удары, тревожны и глухи: Долго-долго мы ждали ответа И лучей золотого рассвета… Приближался закат. Тени двигались наугад По вечернему переулку, — Вечер звезды выстраивал на прогулку. Обращается сердце к небу с мольбой: «О луна, погоди, Не выходи, Пусть будет тьма Темней темноты любой! О луна, непроглядную ночь не делай светлей, Погуби недобрых людей!» Я что кроткий ягненок В дальнем селе. Как батрак на чужом наделе. Я тоскую по доброй своей земле, По желанной своей свирели! Воспеваю поля, Воспеваю деревья и реки, Только грустный напев не печалит меня. Палачи, не сковать вам свободы вовеки! Света нового дня, Даже в дальней деревне моей, Не укрыть от людей Ни стенами высокими, Ни цепями жестокими, — Этот свет сбережем мы, Как трепет извечный Огня! Шел я по горестным улицам города, Медленно шел да глядел во все стороны, Шел, глядел Да хвалить тех чудес не хотел! Предо мной — Богатея дворец золотой, Вкруг дворца столпился народ простой… Да это же братья голодные наши, Я слышу их смех, Я слышу их кашель! Стоят у стены сутулясь. Увидел упрямую девушку На перекрестке улиц, Девушку с ампутированной рукой, — Девушке этой был чужд покой! Она, человек нелегкой судьбы, Жаждала только Борьбы! Люди тут замерзают, кричат во сне. Люди эти мечтают о грядущей весне! Я вернулся из дальней деревни, От чистоты полей — Нивы там древние-древние, Ручьи там стекла светлей! Благословляю всех. Благословляю хохот рабочих сутулых: Голод спины согнул их! Хохот звучит, Тверд, как гранит! Завод работает. Песня льется. А мы живем, Как на дне колодца; Живем, страдаем И не умираем На улицах страшных, Кровью окрашенных, Пропитанных маслом и копотью; Живем, и о нас вспоминают походя! На самом дне, в суете городской, Живем в обнимку с тоской, Страдаем и не умираем!
