пусть погреется Неизвестный Солдат… Мои чернокожие братья, разве кто-нибудь вспомнил о вас? Полмиллиона ваших детей обрекли на закланье во славу войны, и авансом льется елей похвал на будущих мертвецов. Die schwarze Schande![348] Слушайте меня, сенегальские стрелки, в одиночестве смерти и черной земли, В одиночестве вашем без глаз и ушей, в одиночестве кожи моей черней, В ночи́, не согретой даже теплом товарищей ваших, с вами бок о бок лежащих, как прежде лежали они бок о бок в окопах, как прежде сидели рядом на деревенских сходках, — Слушайте меня, стрелки с черной кожей, слушайте, хоть и нет у вас глаз и ушей, лишь тройная ограда мрака. Здесь не будет ни плакальщиц, ни даже слез ваших вдов. Вдовам помнятся только приступы вашего гнева, вдовам нравятся только ласки живых. Вопли плакальщиц слишком светлы. Слишком быстро высохли слезы на щеках ваших жен — так в жару высыхают потоки, бегущие с Фута-Джаллона[349] . Даже самые горькие слезы слишком светлы и выпиты слишком поспешно уголками забывчивых губ. Мы вам приносим… Слушайте нас — нас, по склада́м повторявших имена ваши в долгие месяцы, когда вы умирали… Мы вам приносим, в эти дни безмерного страха, мы приносим вам дружбу… Мы — ровесники ваши… О, если б сумел я воспеть голосом, докрасна раскаленным, Дружбу, словно чрево, жаркую, крепкую, как сухожилье! Слушайте нас, мертвецы, в болотах среди бесконечных равнин Севера и Востока. Примите горсть этой красной земли, пропитанной кровью ваших белых собратьев, Примите привет от ваших черных товарищей, Сенегальские стрелки, павшие за республику!

Тур,

1938

Люксембургский сад. 1939

Перевод Е. Гальпериной

Люксембургский сад в это утро, Люксембургский сад в эту осень, — прохожу его, словно юность свою прохожу, Ни влюбленных, ни лодок в прудах, ни цветов, ни фонтанов. Где цветы Сентября, где веселые детские крики, отрицавшие близость зимы? Только два смешных старичка копошатся на теннисном корте. В это осеннее утро не видно детей: детский театр закрыт! Люксембургский сад, в нем найти не могу моей юности, свежей, как зелень лужаек. Неужели и вправду разбиты мечты, неужели друзья, побежденные, пали? Пали, как падают листья в саду, растоптаны, ранены насмерть, истекая последнею кровью, Чтоб улечься в братской могиле?.. Люксембургский сад, я узнать его не могу — стоят часовые, Пушки свозят сюда, чтобы прикрыть трусливое бегство властей, Роют окопы у старой скамейки, где я познал нежность впервые раскрывшихся губ. Узнаю эту надпись — да, опасная юность! Я смотрю, как падают листья в укрытья, в окопы, в траншеи, Где струится кровь моего поколенья. Европа хоронит тех, кто стал бы дрожжами для наций, кто стал бы надеждой новых народов.

Геловару

Перевод Д. Самойлова

Геловар! Мы слушали тебя, мы внимали тебе слухом сердца. Вспыхнул светозарный твой голос в ночи нашей неволи, Как глас Повелителя бруссы, и трепет пробежал по позвонкам наших скрюченных спин! Мы — птенцы, выпавшие из гнезда, лишенные надежды,
Вы читаете Поэзия Африки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату