И не последним тебя, мой предок с обликом Льва. Вы охраняете это священное место от бренного женского смеха, от гаснущих быстро улыбок. В этом чистом воздухе вечности я вдыхаю дыханье Отцов. Маски с лицом обнаженным, с которого спали морщины, Это Вами, в подобие Ваше, создан мой облик, склонившийся пред алтарем чистой бумаги. К Вам я взываю. Ныне, когда уходит навек Африка древних Империй, — царица в агонии жалкой, Когда погибает Европа — а мы связаны с ней пуповиной, — Опустите взгляд неподвижный на Ваших детей, подвластных жестоким приказам, На Ваших детей, отдающих жизни свои, как нищий — последнее рубище. Пусть мы ответим: «Здесь!» — когда нас призовет Возрождение мира. Пусть мы станем дрожжами, — без них не взойти былому тесту, Ибо кто внесет оживляющий ритм в этот мертвенный мир машин и орудий, Кто издаст ликующий возглас, пробуждая сирот и погибших к новой заре, И вернет память о жизни тем, в ком штыками пронзили надежду? Нас называют они людьми хлопка, масла и кофе, Нас называют они людьми безропотной смерти. Мы же — люди радостной пляски, чьи ноги обретают мощь, ударяя о твердую землю. Пусть мне вторят коры и балафонги
(Из поэмы)
Третья ода
Перевод М. Ваксмахера
«Повелитель», — мне так сказала она! Выбрать я должен… И, четвертованный сладостно между ладонями дружелюбными, «Сокейна, ты меня поцелуй!» — между двумя мирами враждебными, Четвертованный горестно — ах, я уже не знаю и сам, кто из них родная моя сестра, кто молочная, Ведь обе они убаюкивали ночи мои своей удивительной нежностью, своими руками сплетенными, — Четвертованный горестно: «Поцелуй меня ты, Изабелла!» — Как я хотел в своей жаркой руке снова их слить! Но если в час испытания предстоит мне свершить свой выбор, Я свершил его. Я выбрал псалмы наших рек, ветров и лесов, Ассонансы долин, ритмы гудящей крови и тела, с которого содрана кожа, Я выбрал трепетный гул балафонгов, струение струн и медленной меди биенье, Я выбрал качанье суинга, да, суинга, суинга! И приглушенную песню трубы, эту жалобу дальней туманности, кочующей где-то в ночи, Этот голос, зовущий на Страшный суд, эту вспышку фанфар над полями Европы, где под снегом лежат миллионы убитых. Я выбрал мой черный народ, чей вековечный удел — работа до сотого пота, выбрал крестьянский народ мой, выбрал крестьянскую расу всех континентов. «И братья твои от тебя отвернулись,[342] и тебя осудили, мой черный народ, землю пахать во веки веков…» Народ мой, я выбрал тебя, чтобы стать твоею трубою! Шато-Гонтье,
октябрь — декабрь 1939 г.
Маска. Народность дуала (Камерун). Раскрашенное дерево. Высота 83 см. Частная коллегия, Париж
Возвращение блудного сына
(Из поэмы)
Перевод М. Ваксмахера
Жаку Магилену Сенгору,
моему племяннику
I И опять мое сердце на каменной лестнице, у высоких почетных дверей; И содрогается пепел, еще не успевший остыть, — прах человека
