Тоска!Тело мое неподвижно,а душа моя странствует,а слезы — словно река,такая тоска,что объять ее невозможно.Бадиý, где ты?Из комнаты в комнату,среди белых,среди пышных ковров,разговоров изысканно вежливых.Я там, на луне, я там,ноги мои не касаются пола.О, мой народ, как надменныэти белые господа!Черный с островов Зеленого Мыса, я не поэт,о нет,и пророком тоже не буду.Правда, она как лампа на холме, чей свет,куда бы ни шел, видать отовсюду.Все же лучше в себе не уверенным быть,чем самоуверенным слыть.Я хотел бы послушать рассказы Росиньи,историю Куноти или дядюшки Пушина,песни тетушки Маниньи,виолу дядюшки Шалино,пляску Дундиньи,батуке[113] тетушки Дунды…Ах, моя деревня,слезы текутк морю.Расскажи мне, Росинья, о времени давнем,когда маленький Пушиньо говорил, играя словами, —песчаный откос кос,а песок невысок,а прибой рябой,а в Пикинтоне[114] камень не тонет,а в Пилонкане[115] при ураганекокосы летят, как осы…Говори мне, Росинья, не бойся,ибо ты сама правда, Росинья,пусть ты книг никогда не читала,не учила историю права,но рассказы твои — это правда,ибо были тобой досконально изучены темные трюмыкораблей, уплывавших на юг,и удары бича по спине,и в дырявом кармане на днезавалявшийся грошик последний.Говори же, Росинья, не мешкай,расскажи о восстанье Манела[116],когда взялись мужчины и женщины нашиза топор и за нож,а мальчишки — за камни.И я себя в грудь ударяю —терпенье, о черныйс островов Зеленого Мыса!Наше мужество кончилось,когда голод нагрянулв те тридцатые годы.О храбрость Менди[117], барабана Мело,не родилось еще женщин храбрей, чем она!Но, увы, мы бессильныи бессильно ружье:поднимись на вершину холмаи взгляни —канонерка маячитна рейде!Я пустых не желаю речей,болтовни этой, время крадущей!Я спешу.Я пустых не желаю речей.Я спокоен,и лишь рыболовная снасть,
