из того, что происходило у стола. Остановившись в двух шагах от стойки, он посмотрел на дверь:

— Ну и тертый был калач, — пробормотал он, качая головой. — Ну и мерзавец!

Кесеи вышел из-за стола:

— Такого мне еще никто не говорил!

— А я говорю! — произнес Дюрица. — Только не раздувайте из этого истории. Со всяким может случиться!

— Вот что… — заговорил Ковач. — Господин Дюрица, возможно, хватил через край, но на это нельзя сердиться. Он неплохой человек, хотя и с причудами. Можете нам поверить, уж мы-то его знаем! А все же, как бы это выразиться? Откровенно говоря, вы сделали очень смелое заявление, господин Кесеи…

Он посмотрел на остальных.

— Но это правда! — топнул деревянной ногой фотограф. — Это голос моей совести, веленье сердца, вывод из моих размышлений!

— Разумеется, мы вам верим… — успокоил его Кирай. — Отчего бы нам сомневаться в правдивости ваших слов? Вы, несомненно, так и думаете… это вполне естественно!

Он собирался подать фотографу его пальто, но тот, вдруг повернувшись, обратился к Дюрице:

— Возьмите ваши слова назад!

Дюрица перевесил свой зонтик на другую руку:

— Вы идете, мастер Ковач?..

Кесеи перевел взгляд на Ковача:

— Вы тоже сомневаетесь в правдивости моих слов?

Ковач, смущенно глядя на него, проговорил:

— Ну… в общем… как я уже сказал, это трудно… трудно так скоро прийти к определенному мнению. Возможно, вы поторопились с ответом. Ведь сами посудите — дело нешуточное!

— Короче говоря, вы сомневаетесь в том, что я сказал правду?

— Ну, нет… этого я не говорил…

— Так, — сказал фотограф. — Понятно, все понятно…

У стола снова появился коллега Бела.

— И вы тоже сомневаетесь в моих словах? — обратился к нему Кесеи. — И вы тоже не верите тому, что я выбрал порядочность?

— А вы уже выбрали?

— Да! И выбрал порядочность! Хочу стать Дюдю!

Хозяин кабачка поскреб в затылке:

— М-да! Трудное это дело, сударь, и очень громкие слова!

— Вы верите или не верите?

Хозяин окинул говорившего взглядом:

— Не все ли вам равно, верю я или нет? Вам это важно или то, что вы выбрали? Чего вы еще хотите?

— Верите или не верите? — топнул ногой Кесеи. Он был бледен, кровь отхлынула от его лица.

— Послушайте, — сказал, помедлив, хозяин кабачка. — Во-первых, успокойтесь и не мельтешите! Во- вторых, я не берусь никого судить, я трактирщик, а не епископ!

— Одним словом, не хотите отвечать без обиняков, как положено мужчине?!

Хозяин кабачка склонил голову набок. И тихо сказал:

— Я вас не обижал, уважаемый гость! Так что и вы меня не задевайте! А в-третьих, ежели человек прав, он не кричит! Заодно уж и вот что скажу: такому настырному и нервному, как вы теперь, трудно стать настоящим Дюдю! Для этого надо быть таким, как…

Не зная, чем кончить, хозяин кабачка замолк. Подошел к фотографу, взял из рук Кирая пальто:

— Не стоит, сударь, спорить из-за такой глупой игры, уж поверьте моему слову! — сказал он и, расправив пальто, протянул его фотографу.

Кесеи стоял не двигаясь. Потом закрыл глаза.

— Я понял… я все до конца понял!

— Прошу одеваться! — вежливо напомнил коллега Бела. — Уж и не знаю, господин Дюрица, какого черта вы вечно носитесь с такими глупостями?

Кесеи надел пальто:

— Спасибо, — произнес он еле слышно. И, не открывая глаз, добавил: — И простите меня!

— Да что вы! Это я прошу извинения… — сказал хозяин кабачка и убрал стул, освобождая фотографу дорогу.

— Выпито вино до дна, доброй ночи, господа! — продекламировал Кирай, подкинув вверх портфель. — Вот где истина, господа! То, что внутри, — это самая великая из истин!

— Только не забудьте нашпиговать ее чесноком! — подхватил хозяин кабачка.

— Хотите, скажу, сколько вы смыслите в приготовлении грудинки, коллега Бела? Вот, смотрите!.. — И Кирай показал кончик пальца. — Ни на столько!

— Правда ваша, — отвечал хозяин кабачка. — Где уж нам вас переговорить…

Фотограф надел шляпу:

— Спасибо за доброе вино, господин хозяин!

— Да полно… Не стоит, мне было очень приятно!

Кесеи обвел взглядом всю компанию. Под его черными глазами на бледном лице проступала синева.

— Я бы только вот что хотел вам сказать… — Кесеи поднял вверх палец. — Значит, мы действительно такие, что не верим в добро?

— Стало быть, так, — отозвался, топоча вокруг стола, хозяин, — уж мы такие…

— Который час, мастер Дюрица? — спросил Кирай.

Дюрица посмотрел на часы:

— Через шесть минут будет без четверти десять!

Некоторое время Кесеи молча смотрел на них. Затем направился к двери.

Странной походкой, прихрамывая и глухо стуча протезом, он прошел по комнате, потом ступил на лестницу, что вела к выходу. Уже взявшись за ручку двери, обернулся:

— Вот что я думаю, — он поочередно обвел глазами всех членов компании. — Я думаю, что мы не достойны самих себя, потому что не в силах принять самих себя такими, какие мы на самом деле!

Он и не заметил, как распахнул дверь.

— Дверь!.. — Вскрикнув, хозяин подбежал к лестнице. — Ради бога, закройте дверь, только пэвэошника нам не хватало!

— Спокойной ночи! — сказал фотограф и, выходя, притворил за собой дверь.

Хозяин еще раз захлопнул дверь за ушедшим. Затем обернулся и, подбоченившись, объявил:

— Между нами говоря, господин Дюрица, вы — выдающаяся скотина!

— Присоединяюсь! — сказал Кирай, злорадно глядя на часовщика.

Дюрица пожал плечами:

— Пусть так! Ну, а теперь с богом и спокойной всем ночи! Завтра я принесу вам ваши часы, коллега Бела!

— Вот это вы хорошо сделаете, — сказал хозяин кабачка. — Значит, до завтрашнего видерзенья, господа!

Ковач вышел последним и, уже оказавшись за дверьми на улице, обратился к Дюрице:

— Я бы еще хотел спросить у вас кое-что… если позволите?

— Да?

— Если я воскресну… в общем, если бы случилось так, как мы говорили, и если бы я воскрес в том или другом обличье, мог бы я вспомнить, что мы здесь говорили и что это я сам выбрал, кем из двоих мне стать?

— Нет! — ответил Дюрица. — Вы уже ни о чем не будете помнить!

— Гм… — пробормотал Ковач. Потом протянул руку: — Что ж… спокойной ночи!

— Целую ручки вашим дамам… — сказал книготорговец.