Надя рассказала о дальнейшем поведении Прохорова: декан разрешил ему сдать курс по химии, а Сережка и в ус не дует. Вместо того чтобы готовиться, он ходит и грозит, что куда-то пойдет и «потолкует», — имеет удовлетворительную отметку по химии, а его заставляют снова сдавать.
— Завтра появится заметка и сразу же — общее собрание, — сказал Федор.
Дальше Надя говорила о том, какой порядок установился в группе после избрания нового старосты. И хотя никто не устанавливал какого-то нового учебного режима, по рассказу Нади выходило, что он совершенно новый и очень хороший. Рассказывая, Надя останавливалась на тех подробностях, которые особенно должны были интересовать Федора, и вместе с тем так, как если бы это необходимо вытекало из существа дела.
Просто и открыто смотря в лицо Федору, Надя проговорила, качнув головой:
— Вот скажи, Федор, а? Чего бы, казалось, вам не жить?
Помолчав, добавила тихо и с удивлением.
— Чего не поделили, не знаю!
Федор, склонив голову, задумчиво водил карандашом по столу. Что он мог ответить?
— Я этого не понимаю! — сказала Надя уже у дверей. Постояла, думая о Викторе, и решительно вышла. У нее так не будет!
…Федор, особенно в-последнее время, часто раздумывал о Семене Бойцове; удивляла замкнутость товарища, желание остаться незаметным.
«Почему он чуждается людей? — думал Федор. — Почему малейшая товарищеская услуга вызывает у него такую болезненно-стыдливую реакцию?»
Он старался вызвать Семена на откровенный разговор. Однако с Семеном трудно говорить — он избегал бесед на темы, касающиеся его личности. Но и в беседах, не касающихся его, Бойцов не был словоохотливым. Федор запасся терпением: он был уверен, что Семен в конце концов откроется. Его что-то томило, это ясно. Ведь говорила Надя, что он раньше не был таким букой!
Несмотря на сдержанность товарища, Федор сумел уловить, что у него с Семеном общие взгляды на вещи.
Странными были их беседы: говорил один Федор, Семен слушал, короткими замечаниями поддерживая мысль товарища. Он умел слушать, и Федор не раз со смехом ловил себя:
— Э, да что это я один распространяюсь… Не наскучило, Семен? Ты что помалкиваешь?
— Ты правильно говоришь, — смущенно улыбаясь, отвечал Семен.
Бывали случаи, когда он не соглашался с Федором, — это было видно по его глазам. Федор настораживался:
— Не согласен? А по-твоему как?
Семен коротко и не совсем уверенно, точно стеснялся возражать товарищу, опровергал мысль Федора. Тот начинал спорить. Семен от спора уклонялся, говорил:
— Может быть, и так…
Но Федор видел, что он оставался при своем мнении. Это его сердило, и он выговаривал Семену:
— Если чувствуешь, что прав, — доказывай, спорь! Иначе не доберемся до истины. Истина, говорят, рождается в спорах. Так? Нет?
Семен пожимал плечами:
— Наверное, так.
А Федор думал: «Ах ты, хитрец!.. Все понимает, а отмалчивается».
Желание сблизиться с товарищем натолкнуло Федора на размышления: а что у него было в прошлом? Как жил, как учился, кто его товарищи?
Внимательно просматривая его документы, Федор подметил в них одну деталь: везде, где надо и не надо, Семен настойчиво указывал на свое социальное происхождение. Федор несколько раз перечитывал заявление Семена с просьбой принять его в институт. И здесь между строк чувствовалось сердитое, вызывающее: «Вот каков я! Смотрите не ошибитесь!»
«Ишь ты, — с улыбкой думал Федор, — воинственный, оказывается, мужчина!»
Он написал письмо на завод, где раньше, судя по анкете, работал Семен. Ответ пришел скоро. Директор сообщал уже известные факты. Давал краткую деловую характеристику, выражал свое удовольствие по поводу отличных успехов Бойцова и просил подробнее написать о его жизни.
Во втором своем письме Федор рассказал директору о странном поведении Бойцова, о том, что он чуждается товарищей, замкнулся в одной учебе.
«Он учится отлично, но этого еще недостаточно. Нам хочется, чтобы из Семена вышел настоящий инженер-руководитель. А сейчас в этом мы не можем быть уверены. Нам стало известно, что раньше таким он не был. Что же с ним случилось? Может, были какие-нибудь промахи в прошлом или несчастье, и это его мучит?»
Так вот, оказывается, в чем дело: возвращение отца! Директор писал об этом в полушутливом тоне, подтрунивая над Семеном. Но Федор не склонен был иронизировать. Он подумал:
«Я понимаю Семена. Доведись мне, я бы тоже не возрадовался…» Но тут же добавил про себя: «Но к людям, конечно, не изменил бы отношения. При чем тут люди?» Директор писал:
«Глупый мальчик, — взбрело в голову, что все его презирают. Он заявил, что не уважает людей. Вот это очень серьезно, но вы там будьте к нему повнимательней. Для меня странно одно: неужели до сих пор он все еще переживает? Ведь времени прошло достаточно — припекло, значит, паренька по- настоящему».
Припекло по-настоящему… Еще бы! Была у парня гордость — отец-коммунист, и вдруг все перевернулось.
Было еще одно обстоятельство, над которым думал Федор. Он не раз замечал косые взгляды Семена и его растерянность при встречах с Надей. А ее смущение, когда Федор завел разговор о Бойцове? Неразделенное чувство, что ли? Увы, здесь Федор ничем не может помочь…
После некоторого раздумья он решил начистоту поговорить с Семеном. Парень он неглупый, поймет. Можно сказать и о письмах директора, что тут особенного? Встретив Семена в коридоре, Федор сказал ему:
— Зайди ко мне. Есть одно интересное письмо. Тебя касается…
— Меня?
«Какое письмо? Почему меня касается?» — встревоженно думал Семен, идя вслед за Федором в комнату комитета комсомола. Федор сел за стол, выдвинул ящик, достал конверт. Семен стоял у дверей.
— Садись.
— Что за письмо?
— Ты сядь. Сейчас расскажу.
Семен опустился на стул. Что он, Федор, копается там в конверте? Ну вот, достал письмо, опять медлит, потирает лоб пальцами.
— Какое письмо? — тихо переспросил Семен.
— Пишет директор завода… Оттуда, где ты работал…
Директор завода! Семен выпрямился, сразу почувствовав облегчение; проводя ладонью по щеке, вздохнул. Директор завода! А он думал…
— Что он пишет?
Тревоги уже не было в лице Семена, оно выражало добрую, хотя немного и настороженную заинтересованность.
— Директор очень интересуется тобой. Это его второе письмо. В первом он спрашивал, как учишься, как поведение… Я написал, что учишься отлично… Поведение? Тоже ничего компрометирующего нет… Вот общественная работа… Я не знал, как написать… Лгать? Не хотелось. Огорчать? Тоже…
— Огорчать… — Смешанное чувство беспокойства и недоверия отразилось в чертах Семена. Он
